Внутренняя политика Павла была далекоидущей: он совершил замечательные преобразования в структуре местного управления, установленной Екатериной в 1775 году, реорганизовал работу Сената (созданного Петром I в 1711 году) и попытался улучшить финансовую ситуацию в России, кроме всего прочего, установлением Банка помощи дворянству. Он также был за ограничение барщины и рабочих дней, установленных для крепостных их хозяевами (максимум до трех дней в неделю). Решение Павла о крепостном труде не смогло полностью изменить положение крепостных в России (манифест, вышедший при коронации, просто подтверждал, что землевладельцы должны ограничивать работу крепостных крестьян) и было игнорировано на практике. Тем не менее оно увеличило опасение знати, что это только первый шаг к освобождению крепостных, который в итоге мог стать концом их привилегий и послужить толчком к социальному взрыву. (Граф Семен Романович Воронцов боялся, что политика Павла «бросит Россию в огромную революцию, порождающую миллионы Стенек Разиных и Пугачевых», которые были вождями казачьих восстаний в семнадцатом и восемнадцатом столетиях)[22]. Тот факт, что Павел считал возможным для государства урегулирование отношений между помещиками и их крепостными, принимался как незаконное и беспрецедентное вмешательство.
Многие знатные люди, занимающие выборные должности в провинции, возмущались павловскими реформами центрального и местного управления, так как видели, что они не только отнимают у них служебные привилегии, но и укрепляют власть профессиональной бюрократии. Опасения знати о возможной потере общественных и политических позиций, похоже, оправдались, когда Павел отменил права, дарованные в екатерининской «Жалованной грамоте дворянству» в 1785 году, облагая налогом знать и выражая равнодушие по отношению к освобождению ее от телесных наказаний. Знатные люди также не доверяли новому Банку помощи дворянству, который должен был предоставлять им кредитные льготы, но который, как они опасались, и не без оснований, должен был привести к огромному числу конфискаций их владений, если они не были способными принять строгие условия отдачи ссуд. Никогда не было принято постановление, согласно которому ссуды были бы добровольными; банк был уполномочен давать займы на участки земли, которые были очень ценными, и целью было заставить знать обходиться со своим доходом с большей ответственностью. Павел был убежден в разложении большей части дворянства и хотел приучить его «по одежке протягивать ножки». Это относилось и к богатой и космополитической знати в Санкт-Петербурге и Москве, которая была буквально подкошена ограничениями Павла на ношение иностранной одежды и, в течение последних месяцев, его запретом на импортирование роскошных вещей из Британии.
В армии жестокие наказания были распространены не только на рядовых солдат за малейшие ошибки на парадах, но также и на офицеров. Патриотические чувства офицеров элитных гвардейских полков были оскорблены распоряжениями Павла ввести неудобную военную форму прусского стиля, включая парики, а также прусскую муштру. Возмущала их и благосклонность императора к гатчинским частям, в которых служило много украинцев; гвардейцы опасались, с некоторым на то основанием, что Павел намеревался принизить их статус. Три с половиной тысячи офицеров — почти четверть всего офицерского состава — проявили свое недовольство уходом в отставку во время правления Павла. Представители знати также чувствовали себя униженными непостоянной внешней политикой императора.