Читаем Александр и Любовь полностью

Лет до трех домашние звали Сашу не иначе как Бибой (мама так придумала), а Биба маму - «мамой-мамиселькой». Ласкался, жался к ней постоянно, то и дело целовал руки. Отличался Бибочка завидным аппетитом. Хотя «кушать котлетки и пить молоко» его приходилось заставлять. Огромных трудов стоило и уложить мальчика спать. Неспокойный сон ребенка отмечали все близкие. В одном из писем мать жаловалась, что по ночам Биба вертится, встает на корточки вниз головой и выдумывает всякий вздор. Лет четырех малыша с бабушкой, мамой, тетушкой Марьей и няней Соней (любимой Сашиной няней) отправили на полгода в Италию - на полезные ему морские купания. Купания эти, надо сказать, были лишь лукавым предлогом. Профессор услал своих женщин за границу не столько за здоровьем внука, сколько из желания разлучить Алю с очередным из ее особенно настойчивых воздыхателей. Поскольку даже после разрыва с отцом Саши Александра Андреевна продолжала оставаться «легкомысленной женщиной», тянущейся к цыганщине, ресторанам и прочим весёлостям, и дефицита в ухажерах, несмотря на статус соломенной вдовы без приданного, не испытывала. Но это мы опять же - мимоходом, чтобы не удивляться потом и блоковскому стремлению в кабаки и к легким связям. Это -наглядно наследственное.

Одним словом, детство нашего героя было нормальным детством нормального дворянского барчука и ректорского внука.


Лет около пяти знаменитая прабабушка Александра Николаевна Карелина (вдова известного путешественника и исследователя Средней Азии Г.С.Карелина) выучила малыша чтению. Вскоре Сашура самостоятельно освоил письмо. При этом, даже уже освоив чтение, он обожал, чтобы ему читали вслух. И ему читали, читали, читали...

Благо было кому. В бекетовском доме писателями числились буквально все. За исключением разве что нянь. И бабушка Елизавета Григорьевна, и три из четырех ее дочерей -Екатерина, Александра и, соответственно, Мария - были профессиональными литераторшами и переводчицами. Блестяще владея французским, испанским, английским, немецким и польским, они активнейшее переводили Бокля, Брэма, Дарвина, Гексли, Мура, Бичер-Стоу, Голдсмита, Стэнли, Теккерея, Диккенса, Вальтера Скотта, Брета Гарта, Жорж Санд, Бальзака, Гюго, Флобера, Мопассана, Руссо, Лесажа, Монтескье, Стивенсона, Хаггарта, Золя, Мюссе, Доде, Бодлера, Верлена, Жюль Верна, Андерсена... Знаменитые некогда «144 тома» издания Пантелеева - во многом результат переводов Е.Г.Бекетовой и ее дочерей. Не говоря уже о том, что Елизавета Григорьевна была лично знакома с Гоголем, Достоевским, Аполлоном Григорьевым, Майковым, Полонским, Львом Толстым, переписывалась с Чеховым. Вообще, было бы даже подозрительно, не прояви ребенок в таком окружении интереса к творчеству!


Отдавая же дань справедливости, заметим, что и Блоковская ветвь не была чужда письменному творчеству. Считавший себя учеником Флобера, изрядный музыкант, знаток изящной словесности и тонкий стилист Александр

Львович напечатал две (Блок в «Автобиографии»: «лишь две») небольшие книги. А последние двадцать лет трудился над сочинением, посвященным классификации наук. Литератором был и прапрадед поэта - макленбургский врач Иоганн фон Блок, прибывший в Россию в 1755-м. Было, то есть, в кого. И годам к семи маленький Саша тоже уже что-то сочинял - коротенькие рассказы, стишки, ребусы. Из них составлял альбомы и журналы. На одном -предназначавшемся маме, было выведено: «Цена 30 коп.»

Первые девять лет малыш прожил в маминой комнате. Там же ночевали и няни, которых меняли время от времени и которые в четком соответствии с хорошо известной традицией водили малыша гулять в тот самый Летний сад. И продолжалось это ровно до того дня, пока Александра Андреевна не выскочила замуж вторично. На сей раз избранником ее оказался «человек не изъявительный и довольно робкий, который долго вздыхал по ней» - поручик Кублицкий-Пиоттух.


Этот брак оказался еще более неудачным, нежели первый. Тихий, чуждый искусствам, а кроме прочего еще и удивительно слабый здоровьем новый супруг «не удовлетворял» жену (резюме ее сестры Марьи Андреевны). То есть, мало того, что Франц Феликсович не стал ей достойной опорой в жизни - он даже не предпринял попытки сколько-то заменить отца свету всей ее жизни - Сашуре. А поручик вообще не любил детей. Поручик любил солдат и службу. Поручик даже по-своему любил Александру Андреевну. Притом, что очень женственная и даже кокетливая по своей природе Александра Андреевна не могла не давать поводов к ревности. И первым, к кому довелось возревновать ее Кублицкому, оказался - вот кто бы сомневался! - маленький Саша. Едва ли не в первый вечер отчим не жестко, но по-армейски непреклонно попросил отправить мальчика играть к себе в комнату. С подчинившейся Александрой Андреевной приключилась истерика, а Саша навсегда заполучил дистанцию с Францем Феликсовичем. Которого, правда, именовал позже незлым именем «Францик», не питая к отчиму ни малейшей антипатии.


Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев спорта
10 гениев спорта

Люди, о жизни которых рассказывается в этой книге, не просто добились больших успехов в спорте, они меняли этот мир, оказывали влияние на мировоззрение целых поколений, сравнимое с влиянием самых известных писателей или политиков. Может быть, кто-то из читателей помоложе, прочитав эту книгу, всерьез займется спортом и со временем станет новым Пеле, новой Ириной Родниной, Сергеем Бубкой или Михаэлем Шумахером. А может быть, подумает и решит, что большой спорт – это не для него. И вряд ли за это можно осуждать. Потому что спорт высшего уровня – это тяжелейший труд, изнурительные, доводящие до изнеможения тренировки, травмы, опасность для здоровья, а иногда даже и для жизни. Честь и слава тем, кто сумел пройти этот путь до конца, выстоял в борьбе с соперниками и собственными неудачами, сумел подчинить себе непокорную и зачастую жестокую судьбу! Герои этой книги добились своей цели и поэтому могут с полным правом называться гениями спорта…

Андрей Юрьевич Хорошевский

Биографии и Мемуары / Документальное
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное