Читаем Александр Яковлев. Чужой среди своих. Партийная жизнь «архитектора перестройки» полностью

Можно себе представить, что при этом испытал редактор «Советской России», ведь он уже знал о разговоре на Политбюро и о тех жестких оценках, которые там прозвучали. Но Чикин ответил честно, как думал: там ряд зрелых мыслей, и потом, не только Нина Андреева так считает, она выразила мнение многих коммунистов. Тогда тон Горбачева изменился, он стал выговаривать редактору: зачем столько о Сталине, ведь ХХ съезд расставил все точки в этом вопросе, а вы пытаетесь все ревизовать. Еще упрекнул: зачем вы нас сталкиваете с евреями?


А. Н. Яковлев среди земляков.[Из архива С. Метелицы]


Да, статья в «Советской России» и все, что затем происходило вокруг нее, стали неким рубежом в мучительном процессе перестройки. В те дни произошло окончательное размежевание политических сил: по одну сторону баррикады оказались сторонники радикальных перемен, по другую — те, кто «не мог поступиться принципами». Это происходило на всех этажах и уровнях — от низовых партийных организаций до Центрального комитета партии и его высшего руководства.


А. Н. Яковлев в родной деревне, справа от него племянник. [Из архива С. Метелицы]


Далее было вот что. Выполняя поручение Политбюро, Яковлев, по его собственным воспоминаниям, собрал группу из нескольких работников ЦК, которым он доверял, и попросил срочно подготовить тезисы будущей статьи в «Правду». Н. А. Косолапов говорил мне, что «болванку» статьи-ответа для «Правды» писал лично он, а потом этот материал доводили до ума другие: «Александр Николаевич тоже в этом процессе активно участвовал. У меня стиль сухой, академический, а шеф делал текст живым»[237].

Истины ради, надо сказать о том, что в итоговом материале сошлись тезисы многих людей. Например, заместитель заведующего Международным отделом ЦК Андрей Грачев направил на имя Яковлева свою обстоятельную записку на восьми страницах. В ней Грачев предупреждал об опасности «заострения национального момента» в рассуждениях Н. Андреевой, обращал внимание на сомнительные термины, которые она употребляла, — «национальная измена», «космополитизм», эти термины, по мнению автора записки, имели своей целью поиск максимально широкой, быть может, даже массовой поддержки среди наиболее отсталой, консервативной, обывательской массы.


У могилы родителей на сельском кладбище. [Из архива С. Метелицы]


Уже 1 апреля Яковлев показал вариант статьи Анатолию Черняеву. Тот, прочитав, похвалил:

— Сильно сделано. Дай бог, если не изуродуют при рассылке.

Присутствовавший при этом Иван Фролов добавил:

— Лучше, чтобы этот ответ появился не в «Правде», а тоже на страницах «Советской России».

Но Черняев, как он потом вспоминал, «взъярился»:

— Революция очень авторитарная вещь, и, если мы будем мямлить, сталинисты опять все сомнут[238].

Текст статьи шлифовался и в других кабинетах. Так, по воспоминаниям ветеранов-«известинцев», полосу со сверстанным материалом фельды привезли в редакцию на Пушкинской площади. Главный редактор И. Д. Лаптев вызвал к себе самых лучших публицистов, плотно закрыл дверь:

— Александр Николаевич Яковлев просил пройтись по всему тексту, что-то снять, что-то уточнить и добавить. Срочно и строго конфиденциально.

Дело было в субботу. Участие машинистки исключалось (вдруг произойдет утечка). Поэтому принесли в кабинет машинку, вносили правку и сами печатали. Чуть ли не к утру закончили. И 5 апреля в главной газете Союза появилась редакционная статья под заголовком «Принципы перестройки: революционность мышления и действий».

Перед публикацией статью показали генсеку, тот одобрил. Но уже вечером, накануне выхода газеты в свет, Яковлев осмелился вставить в верстку абзац об опасности национализма и шовинизма. Михаил Сергеевич, увидев в газете этот пассаж, рассердился:

— Не надо было этого делать.

Но никакого развития инцидент не получил.

Кроме журналистов-«известинцев», на участие в подготовке правдинской статьи претендуют и сами «правдисты». Причем именно они, как сказал мне тогдашний член редколлегии и секретарь парткома редакции «Правды» А. В. Черняк, и были главными авторами «отлупа» Нине Андреевой.

13 марта во время обеда в столовой для членов коллегии зам. главного редактора Л. Н. Спиридонов обратился к Черняку:

— Ты видел сегодня «Советскую Россию»?

— Видел.

— Очень жаль, что такая хорошая статья появилась там, а не у нас.

— Мне и самому жаль, — согласился Александр Викентьевич.

А еще через несколько дней тот же Спиридонов срочно вызвал к себе Черняка и ответственного секретаря «Правды» Анатолия Карпычева:

— Мне только что позвонил Кузнецов и дал поручение оперативно подготовить ответ Нине Андреевой, причем с перестроечных позиций.

И Карпычев, и Черняк знали, что Валерий Кузнецов — помощник А. Н. Яковлева и что со Спиридоновым их связывают дружеские отношения. Они в теннис вместе играли, в сауну ходили.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное