Читаем Александр Яковлев. Чужой среди своих. Партийная жизнь «архитектора перестройки» полностью

— Как ты думаешь, когда в нем (в Михаиле Сергеевиче) произошел такой перелом?

И пояснил: ведь еще совсем недавно Горбачев не принимал ни «Детей Арбата», ни пьесы Шатрова. А тут вдруг будто его подменили: непримирим к малейшему послаблению сталинизму.

Помощник генерального секретаря ответил так:

— Думаю, что перелом произошел окончательно тогда, когда увидел, что и в его окружении во главе с Лигачевым люди думают и делают так же, как Нина Андреева, и что даже в «генералитете» партии не понимают глубины его замысла. Или не приемлют[240].

Да, это и вправду был очень важный эпизод в недолгой перестроечной истории нашего государства. Вот почему его не обходят своим вниманием авторы многочисленных мемуаров, о нем охотно вспоминают в интервью люди, имевшие хотя бы косвенное отношение к тем событиям.

Переводчик генерального секретаря и президента СССР Павел Палажченко тогда работал в Министерстве иностранных дел. В беседе со мной он подтвердил, что и у них в МИД было много разговоров о появившейся статье Нины Андреевой.


Выявились три группы людей. Самая большая состояла из тех, кто помалкивал, но слушал внимательно. Вторая группа была из тех, кто оценил статью как сталинистскую, не принял ее. И в третьей были такие, кто откровенно поддержал позицию Андреевой. Помощник Шеварднадзе Теймураз Степанов-Мамаладзе мне потом подробно рассказывал о том, что происходило, и всегда подчеркивал большую роль Яковлева. Именно он, по мнению Теймураза, был главным автором той правдинской статьи, которая поставила точки над «i».

Степанов-Мамаладзе мне говорил: «Это изменило мое мнение о Яковлеве в положительную сторону». Почему? Разве его мнение прежде было другим? Оказывается, да.

Дело в том, что Теймураз таил давнюю обиду на Александра Николаевича со времен его статьи «Против антиисторизма», опубликованной в «Литгазете» в 1972 году. Та статья, по мнению помощника Шеварднадзе, была частью гигантского заблуждения, в плену которого оказался и Яковлев. И это как раз то, что мы сейчас расхлебываем, с горечью жаловался Теймураз. Недооценка национального фактора. Формальный подход к развитию национальных отношений. «Паша, — назидательно говорил мне Теймураз со своим мягким грузинским акцентом. — Недооценка национального фактора будет дорого стоить всем нам, вот увидишь».


— Погодите, Павел Русланович, — прервал я на этом месте своего собеседника. — Я что-то не пойму. Ведь Яковлев в той своей давней статье если и обратил внимание на проявление грузинского национализма, то сделал это вскользь, в одном или в двух абзацах. В первом он покритиковал публикацию, где восхвалялась «хорошая царица Тамара», а во втором как раз отметил Тбилисский горком за одергивание националистов.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное