Александр Яковлев. Чужой среди своих. Партийная жизнь «архитектора перестройки»

Теперь еще об одном, очень важном для меня. Я знаю, что острый интерес, как и острое неприятие, вызвала моя причастность к деятельности, связанной с развитием гласности и демократии. Было бы непомерной самоуверенностью приписывать это себе, но коль критики продолжают охоту, то скажу так: да, я активно способствовал, когда занимался этими вопросами два года назад, тому, что живительные воды гласности как важнейшей части демократии вырвались на поверхность, омыли наш лик, утолили духовную и нравственную жажду.

Были опубликованы десятки художественных произведений, дотоле запрещенных, а на экраны вышли фильмы, годами лежавшие на полках. В сущности, началось оздоровление творчества, мы вышли из позора, связанного с подавлением свободы художника. Критикую себя только за то, что был недостаточно настойчив в этом плане в интересах перестройки…

Да, в средствах массовой информации, в творческих поисках есть сегодня и перехлесты, и некомпетентность, и безответственность, и серость. Но, при всех издержках, наша интеллигенция проделала огромную очистительную работу, сыграла неоценимую роль в становлении перестройки.

Да, шок. Да, больно. Да, непривычно и неприятно. Да, кому-то и поперек горла. Но разве не здесь у нас образовалась бездонная пропасть между словом и делом?!

Все это было далеко не просто. Не просто и сейчас. Последние пять лет это подтверждают. Поворот к демократическим преобразованиям в экономике, политике, духовной и общественной жизни опоздал на десятилетия. Болезни общества еще можно «перехватить», но надо осознавать: мы делаем это на критическом рубеже.

С историей не спорят. К сожалению, на протяжении 70 лет мы слишком часто позволяли себе игнорировать все, что нам не нравилось. Да и сегодня, положа руку на сердце, нередко продолжаем и лукавить сами с собой, и лицемерить. Общественная жизнь в стране еще перенасыщена осложнениями былых обманов.

Заканчивая свой отчет, он призвал отказаться от «охоты на ведьм», не искать «еретиков», а заняться конкретными делами.

Люди устали от наших слов, споров и обвинений. Треск слов — еще не гул истории и не поступь времени. И будет очень неловко, если мы предадим эти надежды и эти возможности, утонем в омуте ожесточенности. Будет неимоверно стыдно, если, отыскав пару-другую «нечистых», станем заниматься самоедством, потирать вспотевшие от возбуждения руки, забывая о том, что в самоупоении этим занятием рискуем судьбой и партии, и страны. Побольше бы нам товарищества. Догмы на какое-то время отстоять можно. Но остановить жизнь еще никому не удавалось.