Читаем Александр Яковлев. Чужой среди своих. Партийная жизнь «архитектора перестройки» полностью

Естественно, предложение поработать гидами сделали сотрудники советского генерального консульства. И, естественно, стажеры охотно согласились: во-первых, за работу на выставке платили в долларах, а во-вторых, это была хорошая возможность пообщаться с американцами, попрактиковаться в английском языке.

Александр Николаевич Яковлев не оставил в своих записях никаких воспоминаний о том американском эпизоде. Зато для другого «студента» работа на выставке, как впоследствии выяснилось, стала в какой-то степени судьбоносной. Речь идет об Олеге Калугине.

Однажды вечером, когда он возвращался из выставочного павильона к себе в университетский кампус, его на улице остановила незнакомая пара — мужчина средних лет в очках с седеющими волосами и женщина явно китайского происхождения. Извинившись, незнакомец сказал, что они тоже знакомились с советской экспозицией и там случайно услышали разговор Калугина с группой американцев. Ему, незнакомцу, показалось, что советский гид недостаточно аргументированно отстаивал в этом разговоре преимущества социалистической системы, выглядел как типичный ревизионист, ищущий компромисса с капиталистами. Калугин, как он потом вспоминал, «мгновенно сделал стойку»: эти американцы явно хотели продолжения разговора, а что может быть желаннее для разведчика, чем завязать новый контакт.

Он пригласил парочку зайти в ближайшее кафе. Там за беседой выяснилось, что очкарик, назвавшийся Анатолием, родом с Кубани, из семьи раскулаченных, обиженных советской властью крестьян. Во время оккупации сочувственно относился к немцам и вместе с ними ушел на Запад, потом перебрался в США и теперь работает в крупной химической корпорации. Жена — действительно китаянка, из семьи известного китайского ученого, выпускница Колумбийского университета. Но самое интересное ждало Калугина дальше. Как бы вскользь его новый знакомый обронил фразу о том, что кроме всего прочего корпорация, в которой он работает, занимается исследованиями в области технологии производства твердого ракетного топлива.

Можно себе представить, что при этом почувствовал начинающий 25-летний шпион. Он уже по учебе в своей разведшколе от тертых преподавателей, настоящих волкодавов шпионажа, знал, как нелегко бывает выйти на человека, представляющего оперативный интерес. Люди годами, десятилетиями тянут пустышки, не имеют ощутимых результатов в вербовке, а тут прямо чудеса — потенциальный агент сам подошел к нему на улице, сам добровольно рассказал о своем секретном производстве.

Боясь поверить в удачу, Олег изобразил на лице равнодушие и предложил Анатолию встретиться дня через два в том же кафе, чтобы продолжить дискуссию о перспективах социализма. Сам же он, распрощавшись с парочкой, поспешил в резидентуру, чтобы рассказать о нечаянном знакомстве и испросить санкцию на продолжение контактов. Его куратор по фамилии Кудашкин вначале встревожился, боясь провокации, но в итоге санкцию на проведение встречи дал, только попросил соблюдать все меры предосторожности.

Далее все развивалось, как в шпионском триллере. Уже на следующей встрече Анатолий сказал, что готов в качестве жеста доброй воли предоставить земляку документы с описанием технологических процессов изготовления твердого ракетного топлива. Калугин в ответ снова изобразил на лице равнодушие, мол, это меня не касается, и лишь затем процедил: «Ну, если вы так настаиваете, то я готов выступить в роли посредника при передаче этих бумаг советскому представителю».

Когда он рассказал об этом разговоре в резидентуре, там все жутко переполошились. С одной стороны, было заманчиво получить секретные материалы, но с другой — коллеги опасались провокации. Вдруг этот Анатолий — подстава американских спецслужб. Явится Олег на встречу с ним, а там засада, повяжут стажера, не имеющего дипломатического иммунитета, и тогда ждет его тюрьма. А сроки за такие дела местная Фемида давала большие, вплоть до пожизненных.

Снеслись шифротелеграммой с Центром, оттуда пришло сообщение: встречу санкционируем, но с условием, чтобы Калугина сопровождал офицер, имеющий дипломатический паспорт. Анатолия Котлобая впредь предлагалось зашифровать под оперативным псевдонимом «Кук».

Затем все прошло гладко. «Кук» передал Калугину и сопровождавшему его «дипломату» пакет документов, те были немедленно изучены вначале в резидентуре («материалы — пальчики оближешь!»), затем в Центре, где им тоже дали высокую оценку, а «Кука» признали перспективным и ценным агентом, приказав передать его на связь лично заместителю резидента по линии научно-технической разведки.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное