Читаем Александр Яковлев. Чужой среди своих. Партийная жизнь «архитектора перестройки» полностью

Опять сделаем «зарубку». Не знаю, как сейчас, но в те годы советская разведка была устроена таким образом, что ни один резидент, если он хотел продолжать службу, ни при каких обстоятельствах не осмелился бы копать под члена высшего партийного руководства. Ни один! Это было возможно только в том случае, если бы Центр настоятельно скомандовал: ищите компромат на такое-то лицо.

Значит, Крючков, став хозяином Лубянки, лично дал указание зарубежным резидентурам собирать по всему миру компрометирующую информацию по Яковлеву. И, конечно, реперными точками стали Нью-Йорк (Колумбийский университет) и Оттава (советское посольство в Канаде).

По тем временам, когда молодой Яковлев был стажером, ничего особенного, как я уже писал выше, накопать не удалось.

Подняли материалы канадского досье, опросили оперативников, кто в те годы работал по линии разведки в Оттаве, Монреале, Квебеке и Торонто. Ага, поддерживал связи с очень широким кругом лиц, куда входили видные политики, бизнесмены, представители культуры и науки. Дружил домами с премьер-министром П. Э. Трюдо. Но ведь дипломат так и должен себя вести — налаживать контакты, наводить мосты, поддерживать связи. Что же тут плохого или вредного?

Получив такую информацию, Владимир Александрович раздраженно отодвинул бумаги от себя и сказал принесшему их сотруднику ПГУ:

— Не то. Мне нужно знать, как канадцы оценивали посла с точки зрения его возможной разработки, его перспектив, его достоинств и слабостей.

Через какое-то время на стол председателя легли новые справки. В них указывалось, что спецслужбы Канады пристально изучали руководителя советского диппредставительства и быстро пришли к выводу: Яковлев явно недоволен своим положением, негативно настроен по отношению к московским властям, а посему контакты с ним следует продолжать. Кроме того, контрразведка якобы пренебрежительно отзывалась о его личных и деловых качествах, отмечала ограниченность, эгоистичность, делала выводы: особого будущего у Яковлева не просматривается.

Еще зарубка: не надо было иметь «крота» в канадских спецслужбах (кажется, его и не было), чтобы донести шефу КГБ: «Яковлев недоволен своим положением, негативно настроен по отношению к московским властям». Ибо Александр Николаевич и в разговорах с посольскими, и в беседах с гостями из Москвы не стеснялся выражать неудовлетворение затянувшейся «канадской ссылкой», критиковал и свое мидовское руководство, и бывших коллег из ЦК.

То есть состряпано было примитивно. Но и такого блюда оказалось достаточно, чтобы Крючков пошел с ним к генеральному секретарю. Это — опять-таки по версии, которой впоследствии строго придерживался сам Владимир Александрович.

Горбачев якобы, выслушав главного гэбэшного начальника, заметил в ответ, что канадцы верно подметили особенности характера Александра Николаевича. И вот что удивительно: если верить Крючкову, то Михаил Сергеевич не одернул главу Лубянки, сложилось впечатление, что он даже поощрил его к дальнейшему рытью компромата на своего ближайшего соратника.

И вскоре председатель госбезопасности, как он сам пишет, получил новые данные, «свидетельствующие о подрывной деятельности члена Политбюро ЦК КПСС». Они поступили сразу по двум линиям: разведки и контрразведки. Смысл этих оперативных материалов сводился к тому, что Яковлев занимает выгодные для Запада позиции, надежно противостоит «консервативным силам» в СССР и на него можно положиться. А в одном донесении говорилось следующее: будто бы одному американскому представителю поручено встретиться с Яковлевым, провести с ним соответствующую беседу и прямо заявить, что от него ждут большего[398].

Но ведь опять концы с концами не сходятся. Конечно, всем, а не только контрразведчикам, к тому времени было ясно, что Александр Николаевич надежно противостоит «консервативным силам» — это с особой четкостью проявилось в истории со статьей Нины Андреевой. Что же касается таинственного «американского представителя», то поди проверь — был такой на самом деле или все это придумано на Лубянке?

Тем не менее информация на Лубянке была расценена как серьезная, и Владимир Александрович решил предпринять следующие шаги. А для начала заглянул за советом к заведующему Общим отделом ЦК В. И. Болдину. Валерий Иванович, выслушав главу секретного ведомства, согласился, что поскольку речь идет о высших интересах национальной безопасности, то надо опять идти к Горбачеву.

Дальше я предоставлю слово самому В. А. Крючкову — эту версию последующих событий он в той или иной форме тиражировал затем в своих мемуарах, статьях и интервью.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
10 гениев науки
10 гениев науки

С одной стороны, мы старались сделать книгу как можно более биографической, не углубляясь в научные дебри. С другой стороны, биографию ученого трудно представить без описания развития его идей. А значит, и без изложения самих идей не обойтись. В одних случаях, где это представлялось удобным, мы старались переплетать биографические сведения с научными, в других — разделять их, тем не менее пытаясь уделить внимание процессам формирования взглядов ученого. Исключение составляют Пифагор и Аристотель. О них, особенно о Пифагоре, сохранилось не так уж много достоверных биографических сведений, поэтому наш рассказ включает анализ источников информации, изложение взглядов различных специалистов. Возможно, из-за этого текст стал несколько суше, но мы пошли на это в угоду достоверности. Тем не менее мы все же надеемся, что книга в целом не только вызовет ваш интерес (он уже есть, если вы начали читать), но и доставит вам удовольствие.

Александр Владимирович Фомин

Биографии и Мемуары / Документальное