После интервью Александра Ибрагимовича ждет массажер «Кан- дадзя». Ноги, ноги его совсем не слушаются, как ни растирает их вдо- бавок руками Александра Васильевна. Звонит телефон. Она прерыва- ет оздоровительную процедуру, поднимает трубку. Корреспондент городской газеты хотел бы задать несколько вопросов Александру Ибрагимовичу по поводу предстоящих выборов мэра.
– Ну не с кем больше в городе разговаривать о выборах! – смеется Александра Васильевна. – Вот бы ноги у нас так работали, как голова! – приговаривает она, возвращаясь к массажу.
«Кандадзя» включается в процесс оздоровления. Напрягая свои извилины-электроды, он неожиданно озаряется мыслью: «Стоило, конечно, стоило ради такой женщины мчаться на выходные дни за 400 километров от Тольятти. В Татарстан? Да хоть на край света!». Массажер рефлекторных зон белой завистью завидовал мужчине, про которых в шутку говорят: «Ходит на трех ногах».
Он слаб ногами, но не умом. В солидном возрасте, с палочкой, малоподвижный – это оптический обман. Ясинский силен как сто чертей!
Отец и дети
Международная телефонная связь была безупречной. Приятный, располагающий к беседе мужской голос без помех переносился в Тольятти из Варшавы. Он принадлежал Борису Александровичу Ясинскому. Сын охотно рассказывал об отце.
– Батька предложил мне поступать в Тольяттинский политехни- ческий институт после окончания школы. Оставив в Минске маму и сестру Ирину, я подался к нему. Он жил в гостинице на улице Совет- ской, 73а, занимал одну комнату. Я стал студентом ТПИ, почувство- вал волю. Отец с утра до ночи на заводе или в отъезде, в командиров- ке, а я – свободный хлопец. Как питались? Ходили в столовую, кое-что готовили сами.
На время летних каникул отец устраивал меня на ВАЗ, я подраба- тывал на главном конвейере, варил кузова «Жигулей». Моя девушка осталась в Минске, от любви я терял голову, часто летал к ней самоле- том. И долетался: хвостатый, как павлин, стал первым кандидатом на отчисление, ректор ТПИ Столбов уже готовил приказ. Вдруг пришла повестка в армию. Вы спрашиваете, не происки ли это Александра Ибрагимовича – засунуть меня в солдатские сапоги, чтоб я за ум взял-
214
ся? Нет, не думаю. Все произошло само собой. Отслужив два года в войсках ПВО в Марийской АССР, я восстановился в ТПИ и перевел- ся в Минский институт народного хозяйства на заочное отделение. Учился и работал, тянул семью: женился-то я рано, в 18 лет.
Вам интересно, критиковал ли меня Александр Ибрагимович и насаждал ли он мне свою волю? Критика у него мягкая. Насильно ничего мне не навязывал, но мудро подталкивал. Например? Посове- товал пойти работать в институт систем управления и автоматизации сельского хозяйства. Что это мне дало? Через два года я там получил квартиру! Второй раз подпихнул – помог устроиться в Минский институт экономики. Позднее я создал строительную фирму, она открыла свои филиалы за границей. Так я с семьей оказался в Польше.
Какой, спрашиваете, подарок от отца особо запомнился? Автомо- биль! Он свалился на меня 20 июля 1999 года, в день его 70-летия. Я приехал батьку поздравить, а он преподнес мне ключи от новенько- го ВАЗ-21099. Трудно сказать, кто в тот момент был счастливее.
Как-то моряки сделали ему сюрприз – вручили комплект морской формы. Мы по-братски его поделили. Мне от отца перепала тельняш- ка, которая служила лет двадцать. Грела и тело, и душу.
Хотите знать, что чаще всего вспоминается из нашей с ним холо- стяцкой жизни в Тольятти? Вспоминаю, как вместе ходили на футбол. Однажды мы с ним оказались без денег. Ну, ни рубля. Почему, не знаю. А есть зверски хочется. Пошарили по углам, нашли пустые бутылки, сдали их в «Стеклотару» и направились прямиком в кафе.
«Набирай», – сказал мне отец. «А ты?» – «Я есть не хочу», – и он сел читать свежую «Правду». Я нагрузил поднос так, что еле допер его до стола. Взял салат, суп, котлеты, сметану, блины, компот. И все сожрал. Один. Чем старше становлюсь, тем стыдней становится. Отец ведь тоже был голодный. Как я не лопнул тогда?
Чему, пытаетесь узнать, Александр Ибрагимович меня научил? Батька научил меня собирать грибы, ходить пешком на большие рас- стояния. Как называл меня в детстве? Боба. А как Ирину? Доня. Мы до сих пор для него Боба и Доня.