Пророчество, Леонов! Братьям, с братьев снявшим гнёт!.. Я не я буду, если не брошу проклятую латынь и не удеру с войсками к великому князю, а там – суди меня Бог и военная коллегия, – победителей не судят. За братьев славян!..
На деревянном мосту через Лиговскую канаву молодой человек с пушистыми бакенбардами «под Пушкина», в чёрной шинели и помятой шляпе, говорил девушке в шубке, смотревшей на него с радостной улыбкой, обнажившей блестящие ровные зубы:
– Константинополь, Марья Иванна, Константинополь!.. Слыхали?.. Мне кавалергардский унтер сказал – Константинополь. Там один Босфор – чисто арабская сказка Шехерезады!.. Великолепие турецкого султана. Какие у него янтарные мундштуки – удивлению подобно…
О войне, о её жертвах, потерях, расходах, трудах, смерти и страданиях никто не говорил. Константинополь заколдовал всех. Вера то и дело слышала:
– Заветные цели русского народа…
– Конец туркам и их зверствам…
– Мечты Екатерины Великой…
– Со времён Олега и Святослава…
– Так довершить данные русскому народу свободы!
– Какая красота подвига!..
– Подлинно православная Христова Русь!..
Купе Вера нашла у Знаменской церкви. Выездной с высокой панели высматривал её.
– Где ты пропадаешь, Вера? – возбуждённо, блестя красивыми глазами, говорила графиня Лиля. – Одна в толпе… Хотя бы приказала Петру следовать за тобою.
Слёзы бриллиантами горели на глазах графини.
– Ты слышала, Вера?.. Константинополь!.. Порфирий едет на войну. Сейчас это решилось… Великий князь разрешил прикомандировать его к штабу. Это подвиг, Вера!.. Твой дядюшка – герой.
В пылу волнения и счастья графиня Лиля уже называла Порфирия Афиногеновича просто Порфирием, и ни она сама, ни Порфирий этого не замечали. Порфирий скромно улыбался.
– Полноте, графиня, – говорил он, – войны ещё нет. Вот папа говорит – и не будет. Сербам прикажут сидеть смирно. Черняеву ехать обратно…
– А, да ну вас! – замахнулась графиня перчаткой на Порфирия. – Ваш папа!.. Подумаешь – такой подъём!.. Несокрушимый… Константинополь!.. Трогай, Пётр, до скорого, Порфирий, я еду к вам, всё рассказать, как было, Афиногену Ильичу. Я думаю, и он поехал бы!..
Карета, скрипя колёсами по снегу, покатилась по Знаменской.
XII
Вера узнала от Суханова, что на 6 декабря назначена сходка студентов на площади Казанского собора. Студенты от лица народа будут протестовать против войны и заявят свои требования правительству.
– Это начало, – сказал Суханов, – так всегда! Начинает учащаяся молодёжь.
Вера пошла на сходку.
Был лёгкий мороз и тихо; приятная была погода, мягкая и спокойная. Сквозь туманную пелену проглядывало бледное солнце, Адмиралтейский шпиль тусклым золотом отсвечивал на нём. На Невском было как всегда в праздничный день. По углам топтались газетчики и посыльные в красных кепи с медными бляхами. Извозчики трусили мерною рысцою, везли седоков, накрытых синими суконными полостями с опушкой козьего меха. По Невскому мчались конки, взлетая на Аничков мост, и мальчишка скакал верхом впереди на пристяжной.
Чёрные клодтовские статуи были как кисеёй накинуты – покрыты белым инеем. Шли юнкера в фуражках, пажи в касках с султанами, бойко отдавали честь, становились во фронт генералам.
Когда Вера подходила к Казанскому собору, навстречу ей быстрою рысью, пригнувшись к луке, промчался казак в кивере. Лошадь пощёлкивала подковами по мостовой.
На площади, у высоких колоннад Казанского собора и у памятников Барклаю-де-Толли
[145]и Кутузову, были небольшие группы студентов в чёрных картузах, в пледах, накинутых на плечи; между ними были девушки, одетые под пажей, стриженые, в очках. Курсистки…Вера вспомнила, как говорил Порфирий: «Не можем без формы. Пустили женщин на Высшие Медицинские курсы – формы им не определили, так они сами себе форму придумали – остригли волосы, очки на нос нацепили – такие красавицы, – этакие дуры!.. Стадное чувство. Нигилистки!»
Этих нигилисток теперь Вера видела близко. Но неужели это и была сходка?
Рыжеусый городовой в каске и наушниках, так друг к другу не подходивших, добродушно, честью просил молодёжь разойтись и не препятствовать движению.
Из маленьких толп слышались презрительные крики: «Фараон!» Студенты со смехом разбегались. Площадь была велика, полиции мало. Студенты разбегутся и снова накопятся уже большею группою, теснее, в другом конце площади. Точно молодёжь играла в какую-то игру с полицией, издевалась над нею.
Вера остановилась у Екатерининского канала и смотрела на эту игру. Она думала: «Ну кому они мешают?.. Почему им не позволят собраться и поговорить так, как они хотят?..»
Но становилось холодно и скучно. Вера стала считать людей по кучкам. Тут двадцать один, там тридцать два… Всего насчитала она около трёхсот человек. Подумала: сто пятьдесят миллионов русского народа и триста студентов!.. Вера пыталась сопоставить эти цифры, но это ей не удавалось, слишком были они несоизмеримы.
Вдруг каким-то ловким манёвром молодёжь обманула бдительность полиции и вся собралась в углу площади, у колоннады, отделявшей Казанскую улицу.
Вера поспешила туда.