Александр III

В редкие случаи, когда царь мог позволить себе выехать на короткую прогулку с императрицей в плетёной повозке – «корзинке» (дорожка в парке выбиралась так, чтобы никто из посторонних не мог его увидеть), он покачивался в повозке словно пьяный, поддерживаемый своей верной Минни; пальто болталось на нём как на вешалке. Знаменитых плеч, богатырской груди и могучего торса словно не существовало. Император исхудал настолько, что голова его стала маленькой – с кулачок, шея – тонкой, а затылка у этого великана как не бывало. В «корзинке», на руках Марии Фёдоровны, он большею частью спал…

Собрался консилиум. Личный врач Александра Александровича престарелый Гирш, а также вызванный из Москвы профессор Захарьин и берлинское светило доктор Лейден нашли у государя неизлечимую болезнь почек – нефрит. Недуг, безусловно, развивался давно, но император не терпел медицинских осмотров и лечебных процедур и всем лекарствам предпочитал ледяной квас пополам с шампанским, поглощая этот напиток в больших количествах. Однако уже после железнодорожной катастрофы в Борках у царя стала наблюдаться особая бледность, желтизна и одутловатость тела, свойственные почечным больным.

Впрочем, лейб-медик Александра Александровича хирург Вельяминов считал (и это подтвердило позднее вскрытие), что кончину императора ускорила болезнь другая, которую врачи проморгали, – гипертрофия сердца. Это была хворь кузнецов, матросов, борцов, у которых стенки сердца необыкновенно расширяются от постоянного и чрезмерного напряжения. Между тем, желая похудеть, государь истязал себя физической работой, колол и пилил дрова и был убеждён в собственном воловьем здоровье.

Не меньший вред приносило и перенапряжение иное – забота о государственных делах, которые царь решал единолично, вникая во все мелочи и почасту засиживаясь за бумагами до глубокой ночи. Император уходил к себе обычно около девяти вечера и занимался делами в одиночестве. Только после настояний Марии Фёдоровны и врачей он дал слово, что будет работать лишь до трёх ночи, и приказал камердинеру Карякину всякий раз докладывать ему, когда наступит это время. Если государь не прекращал своих занятий, слуга напоминал о времени вторично, после чего тушил свет. Иногда между императором и камердинером происходили пререкания, и тогда бывший денщик, а ныне царёв слуга сердито говорил:

– Ваше величество! Я имею высочайшее повеление и обязан его исполнить!..

Это продолжалось и во время болезни, хотя всё уже валилось из рук государя, сил у него не оставалось, и случалось, Александр Александрович засыпал ранее трёх ночи, положив голову на кипу докладов.

Только после настойчивых просьб Вельяминова он передал дела цесаревичу, оставив себе лишь военные вопросы да внешние сношения («Я сам себе министр иностранных дел», – любил повторять император). Однако наследник вёл себя крайне нерешительно, и уже семь курьеров ожидали, когда же будут подписаны бумаги. Всё это мучило государя, твёрдо верившего в своё божественное предназначение править Россией…

Почувствовав острую грудную боль и очередной приступ удушья, Александр Александрович слабо застонал.

Со стороны парадного дворца долетали звуки оркестра, играющего «Боже, Царя храни…», взрывы «ура!» и даже отдалённый гул ликованья. В Крым была спешно вызвана принцесса Алиса Гессенская.

После разговора с отцом цесаревич послушно выполнил своё обещание. 31 марта 1894 года он вместе с великими князьями Владимиром и Сергеем и их жёнами отправился в Кобург, на свадьбу дочери принца Эдинбургского. По замыслу королевы Виктории, там наследник должен был посвататься за Алису Гессенскую. В светских салонах сплетничали, что в Дармштадте очень бедны, отчего принцесса испытывала затруднение ехать в Кобург. Ей с трудом достали шесть тысяч марок для платьев, чтобы появиться на празднествах.

Из Кобурга цесаревич телеграфировал отцу, что последовал его воле. На балу он спросил Алису:

– Нравится ли вам Россия? Если хотите составить её счастье – я предлагаю вам мою руку…

Принцесса ловко повела себя с женихом, была холодна, сдержанна и тем вызвала прилив его страсти. Вернувшись в Россию, наследник тотчас начал просить отца разрешить ему ехать в Дармштадт. Всё зеркально повторилось в судьбах деда, отца и сына…

Александр III хорошо понимал, что после неласкового приёма Алиса – будущая Александра Фёдоровна – затаила к нему недоброе чувство (которое затем перенесла и на вдовствующую императрицу). Но приходилось поневоле спешить. Государь, с его крепкими нравственными понятиями, был убеждён, что его преемник на троне не может быть холостым. Поэтому, чувствуя близость конца, он, хоть и с неохотой, дал разрешение на этот брак. Согласием на маложелательный для него союз он как бы признавал безнадёжность своего положения.