– Это было бы хорошо, – покачал головой старик серб. – Но теперь, надо признаться, у нас мало порядка. Впрочем, посмотрите, сами увидите. Но если что-нибудь понадобится, я всегда к вашим услугам. Кстати, позвольте мне порекомендовать вам эту гостиницу. Кормят хорошо и недорого.
– Ну что ж, – обратился Клеменц к офицеру, когда серб ушёл, – пойдёмте в круню. Время обедать…
Они спустились в полуподвальный ресторанчик и при свете неясно горящих газовых ламп стали отыскивать свободный столик.
– Что, Дмитрий Александрович, и вы приехали сюда за веру, за братьев кровь проливать? Идите сюда! Около меня есть местечко…
Клеменц увидел сутулящегося, с седеющей бородой господина, в котором сразу узнал Глеба Ивановича Успенского[71]. Это был один из его самых любимых писателей – они познакомились и близко сошлись ещё в Париже.
– Вот-вот, присаживайтесь. Очень рад, что встретились, – приговаривал Глеб Иванович.
Заказав обед, Клеменц спросил, как чувствует себя Успенский в Белграде.
– Да как вам сказать, неразбериха какая-то. Я ещё дорогой расспрашивал волонтёров, с какой целью они едут на войну. И что же вы думаете? Один говорит, что неудачно женился, другой пострадал на службе, третий… да всех не перечтёшь. Вижу только, здесь целые толпы шатаются без дела…
– Не забывайте, Глеб Иванович, что мы в тылу армии. А тут любят тереться персонажи самого разного сорта.
– Да, да. Я только вчера встретил повара из одного петербургского ресторана. Говорит: «маркитаном буду». И, конечно, будет у какого-нибудь обжоры из провиантских чинов за веру, за братьев сербских кур да индюшек фаршировать!
Оба расхохотались.
– А эти зачем сюда прикатили? – Успенский кивнул в сторону, где сидело с полдюжины аляповато разряженных дам. – Здесь женщины в гостиницах служат за нищенское жалованье. И всегда готовы согреть вашу постель почти что даром…
Едва Клеменц с Успенским выпили по рюмке сливовицы, как в ресторан вбежал доброволец, за которым гнался разъярённый серб.
– Заступитесь, земляки! – вопил доброволец.
– Как! Русских обижают? Мы за веру, за братьев сражаться приехали! А они… – раздались крики. – К оружию!
– Чекайте! Чекайте! – не своим голосом кричал серб. – Он у меня украл из табачной лавки две пачки дюбеку[72]!
– Как! Доброволец – и вор! Изрубим его, как собаку!..
Торговца табаком и вора мигом окружила вооружённая толпа. Серб, увидев, что у добровольца из карманов торчат пачки табака и коробки с папиросами, принялся опрастывать их, совершенно забыв, что окружён разъярённой толпой. Торопливость его была столь комична, что все разразились гомерическим смехом. Клеменц впервые в жизни видел, как быстро может меняться настроение сильно возбуждённой толпы.
Заметив эту перемену, из-за стойки вышел хозяин круни и предложил обязать вора убраться из Белграда не позднее завтрашнего дня.
– Делать нечего, господа! – Из-за столика поднялся офицер в красной черкеске с восьмиконечным золотым крестом на груди. – Соберём ему денег на дорогу. И поручим полицейскому посадить его на пароход. – Он обернулся: – Господин Успенский! Вот уж нечаянная радость! Я ваш давний поклонник и читатель. Позвольте представиться. Штаб-ротмистр Кузьминский…
– Присаживайтесь, господин Кузьминский, милости просим, – отвечал Успенский. – Спасибо за добрые слова. Вы, верно, недавно с позиции?
– Да, только вчера приехал с фронта в Белград. Получил крест из рук князя Милана… Вернее сказать, короля Милана[73]… А вы, – обратился Кузьминский к Клеменцу. – Вы тоже приехали как доброволец?
– Да, и представьте, только что…
– Послушайте мой добрый совет. Здесь, в Белграде, вы будете болтаться до бесконечности. В войсках ужасная неразбериха, столица наводнена случайными людьми и авантюристами. Поезжайте в Черногорию! Они в своих горах воюют очень здорово и недавно расколошматили сильный отряд Селима-паши. Если бы я не был верен генералу Черняеву и не поклялся идти с ним до конца, я сам бы уехал туда.
– Что ж, Дмитрий Александрович! – поддержал Кузьминского Успенский. – Чем терять время здесь, в самом деле, поезжайте-ка к князю Николаю. По крайней мере, новых людей посмотрите…
В клуне все трое засиделись до первых петухов.
– Здесь только и говорят, – Успенский разлил по рюмкам сливовицу, – что дела у сербов день ото дня становятся всё хуже.
– Что ж, это верно, – согласился Кузьминский. – Генерал Черняев не раз протестовал против наступательных действий сербской армии. Куда там! Его и слушать не желали. А ведь превосходство турок в численности и особенно в вооружении подавляющее. И вот теперь наш командующий склоняется к мысли покинуть позиции на границе с Турцией и стянуть войска к Белграду.
– Но ведь остаётся надежда на помощь России?.. – полувопросительно сказал Клеменц.
– Такая надежда есть. А вы знаете, как много делают во имя освобождения балканских христианнаследник и цесаревна? Его высочество Александр Александрович у себя в Аничковом дворце даже устроил склад вещей, необходимых для сербов и добровольцев…
– Да, но это как бы частная акция цесаревича… – вставил Успенский. – А вот Александр Второй…