Корейский король Кочжон, как отмечал известный советский историк А. Л. Нарочницкий, лавируя между китайским и японским давлением, продолжал попытки противопоставить Россию Англии и цинскому правительству и не раз обращался к русскому поверенному в делах Веберу с просьбой о поддержке независимости Кореи. Известно, что с подобной просьбой он обращался и к представителям других государств. В декабре 1884 г. в Сеул в качестве неофициального российского представителя прибыл секретарь миссии в Японии А. Н. Шпейер. При встрече с ним король заявил, что желает «самого тесного сближения» с Россией, и выразил благодарность за моральную поддержку Кореи в трудное время (204, с. 84—85). Корейское правительство поставило вопрос о российском протекторате над Кореей, который бы оградил её от британской и японской экспансии. В качестве вознаграждения власти предложили в пользование России незамерзающий залив Уньковского (Енгилман) или другой порт у восточного побережья Кореи. Безусловно, наша страна была заинтересована в получении незамерзающего порта в Корее и стремилась усилить там своё влияние, но, учитывая слабость своих сил на Дальнем Востоке и опасаясь осложнений с другими державами, отказалась от протектората.
Петербург желал укрепления независимости Кореи, остерегаясь подчинения её Англии или другой враждебной державе. Введение же собственного контроля над Кореей превышало силы и возможности Петербурга.
Во второй половине декабря 1884 г. во всеподданнейшей записке Гирс рекомендовал Александру III «руководствоваться строгим нейтралитетом», но в случае войны прикрыть русскими военными судами ту часть корейского побережья, «захвата которой было бы особенно нежелательно допустить» ввиду того, что Корея граничит с Россией (193, с. 373). В конце 1884 г. представители партии реформ Ким Ок Кюн, Со Кван Бом и другие подготовили совместно с японским посланником Такэдзоэ тайный заговор. 4 декабря 1884 г. группа японских солдат заняла королевский дворец и захватала в плен короля. Власть перешла к партии реформ, вожаки которой сформировали правительство во главе с Ким Ок Кюном. Однако в Сеуле развернулось крупное восстание против японских колонизаторов, поддержанное крестьянами окрестных деревень. Японские дипломаты и купцы вынуждены были бежать в Инчхон. Попытка государственного переворота провалилась. Уже в январе 1885 г. японцы добились ряда новых уступок и контрибуции. С Китаем они пошли на компромисс и заключили 18 апреля 1885 г. Тяньцзиньский договор, в соответствии с которым обе стороны обязались вывести свои войска из Страны утренней свежести с правом их обратного ввода, если возникнут серьёзные беспорядки. Этот договор ещё более обострил соперничество правящих кругов Японии и Китая за влияние в Корее. Вскоре после этих событий в конце апреля 1885 г. обстановка на Дальнем Востоке вновь обострилась из-за захвата британским львом порта или бухты Гамильтон на островах Комуньдо. Этот демарш был предпринят на фоне обострения русско-английских отношений, приведших к афганскому кризису. Первый лорд адмиралтейства Нортбрук считал, что британцы «должны занять порт Гамильтон в случае войны с Россией. Он будет необходим как база для любых операций против Владивостока» (там же, с. 380). Захват порта Джоном Булем вызвал бурную реакцию в русских правительственных сферах и в печати. Отечественная пресса стала выдвигать различные проекты занятия незамерзающего порта в Корее в противовес Англии. 18 мая 1885 г. русский посланник в Пекине С. Попов заявил, что если Китай одобрит этот захват, то Россия вынуждена будет занять другой порт в Корее. Только после настойчивых требований России и Китая порт Гамильтон был наконец оставлен английским флотом 27 февраля 1887 г.
26 января (7 февраля) 1887 г. в российской столице состоялось Особое совещание о положении на Дальнем Востоке. Совещание приняло решение усилить русский флот и войска на Дальнем Востоке, ибо при данном состоянии «мы не можем внушить соседям нашим, в особенности Китаю, надлежащего к себе уважения». В частности, уже до конца февраля того же года постановили удвоить русскую эскадру в Тихом океане. В России по-прежнему считали Китай главным соперником для себя в Корее, недооценивая экономический и военный потенциал Японии, хотя об её экспансионистских устремлениях неоднократно предупреждали русский посланник в Токио Д. Е. Шевич (1890), посланник в Сеуле П. И. Дмитриевский (1891) и посланник в Пекине А. П. Кассини (1894).