На станции Лозовой-Азовской, для ведения поездов двойною тягою, прицепили два локомотива — товарный и товарно-пассажирский. За ними следовало 13 вагонов: вагон электрического освещения, вагон-мастерская, вагон министра путей сообщения К. Н. Посьета, вагон II класса для прислуги, кухня, буфетная, столовая, вагон великих княжен литера «Д», литера «А» — вагон государя и царицы, литера «С» — цесаревича, дамский свитский — литера «О», конвойный № 40 и багажный — «Б». По словам Посьета, поезд шёл со скоростью 65 вёрст в час между станциями Тарановка и Борки. Опаздывали на 1/2 часа по расписанию и нагоняли, так как в Харькове предполагалась встреча.
Был полдень. Ранее обыкновенного сели завтракать, чтобы кончить его до Харькова, который уже отстоял только на 43 версты. Посьет, выходя из своего вагона, по пути в царскую столовую зашёл в купе к главному инспектору железных дорог барону К. Г. Шернвалю, с тем чтобы идти вместе, но тот отказался, сославшись на чертежи, которые ему необходимо рассмотреть. Посьет ушёл один.
В столовой собралась вся царская семья и свита, всего 23 человека. Маленькая великая княжна Ольга оставалась в своём вагоне с нянькой. Столовая была разделена на 3 части: посредине вагона — большой стол, с двух боков столовая была отгорожена: с одной стороны помещался обыкновенный стол для закуски, а за другой перегородкой, ближе к буфетной, стояли официанты. Посередине стола, с одной стороны разместился государь, имея по бокам двух дам, а с другой стороны — императрица, справа у неё сидел Посьет, а слева военный министр П. С. Ванновский. Там, где стояла закуска, сели царские дети: цесаревич, его братья, сестра и с ними гофмаршал В. С. Оболенский. В ту минуту, когда подавали уже последнее блюдо, гурьевскую кашу, и лакей поднёс государю сливки, началась страшная качка, затем сильный треск.
В считанные секунды царский вагон слетел с тележек, на которых держались колёса, всё в нём превратилось в хаос, все упали. Пол вагона, казалось, уцелел, стены же приплюснулись, крышу сорвало с одного бока вагона и покрыло ею бывших в нём. Императрица при падении захватила Посьета за бакенбарды.
Первый на ноги поднялся 68-летний Посьет. Увидя его стоящим, царь, под грудой обломков, не имея сил подняться, закричал ему: «Константин Николаевич, помогите мне выкарабкаться». Когда монарх поднялся и императрица увидела, что он невредим, она вскричала: «Et nos enfants?» («Что с детьми?»).
Ксения стояла на полотне дороги в одном платье под дождём; телеграфный чиновник накинул на неё своё пальто. «Она явилась мне как ангел, — вспоминала позже Мария Фёдоровна, — явилась с сияющим лицом. Мы бросились друг другу в объятия и заплакали. Тогда с крыши разбитого вагона послышался мне голос сына моего Георгия, который кричал мне, что он цел и невредим, точно также как и его брат Михаил.
После них удалось, наконец, государю и цесаревичу выкарабкаться. Все мы были покрыты грязью и облиты кровью людей, убитых и раненых около нас. Во всём этом была основательно видна рука провидения, нас спасшего» (221, т. 1, с. 100). Маленькую же Ольгу сидевшая рядом нянька, увидев, что стенка вагона разбита, выбросила на насыпь и сама последовала за ней. Это было сделано кстати, поскольку их вагон в мгновение ока был переброшен через столовую и стал поперёк между буфетным вагоном и столовой. Возможно, он избавил от беды всех находящихся в столовой. Заведующий конторой детей Александра III В. В. Зиновьев рассказал Посьету, что он видел, как бревно врезывалось в столовую в двух вершках от его головы. Он перекрестился и ждал смерти, как вдруг оно остановилось. Человек, подававший сливки, был убит у ног императора, так же, как и собака, бывшая в вагоне, подарок Норденшильда. Четыре официанта, которые находились в столовой за перегородкой погибли.