Александр III. Истоки русскости

Князь Э. Э. Ухтомский – это потомок древнего ярославского княжеского рода, идущего от Рюриковичей. Владения Ухтомских располагались между нынешними Рыбинском и Пошехоньем. Предки Эспера Эсперовича имели доблестное прошлое, они участвовали в Куликовской битве и прославились в войнах с казанскими татарами, все они достойно служили России. Больших богатств Ухтомские не нажили, а вот научной известностью были богаты. Например, физиолог (создатель теории доминанты). А Эспер Эсперович – замечательный специалист по восточным религиям и восточному искусству. Он особенно увлекался исследованиями буддизма и в 1880-е годы ярко заявил о себе целым рядом научных экспедиций по Бурятии, Калмыкии, Монголии и Китаю. За свою жизнь он собрал огромную коллекцию произведений восточного искусства (сейчас она находится в Эрмитаже).

Авторитет его как востоковеда был так велик, что Александр III включил его в свиту Цесаревича Николая в заграничное путешествие для проведения уроков по восточному искусству. Современный американский историк Дэвид Схиммельпеннинк считает, что литератор и публицист Э. Э. Ухтомский являлся лучшей кандидатурой на роль наставника по восточным вопросам.

Современники знали Эспера Эсперовича как вдумчивого писателя, печатавшегося в «Вестнике Европы» и «Русской мысли», и одно время издававшегося в «Санкт-Петербургских ведомостях». Его перу принадлежали солидные научные работы, а в их числе и фундаментальная книга о путешествии Николая II на Восток, переизданная на английском, французском и немецком языках. Вот такой человек старался много влиять на русскую восточную политику. Какими были его взгляды? Если высказать предельно кратко, то вот таковы: долг России на континенте – активней включаться в восточные дела! Он всегда заявлял, что Россия своей исторической судьбой призвана быть ведущей силой во всей Азии. Для подтверждения основательности таких заявлений он разработал оригинальную теорию, согласно которой между Россией и Востоком не существует никаких глубоких цивилизованных решений. Кажется, это он и есть один из самых первых русских евразийцев, задолго опередивший Л. Н. Гумилева. Вот его весьма красноречивое заявление по этой теме: «… пора же русским людям, хоть и не без греха, да выразить какие-нибудь определенные мысли по поводу своего наследия от весьма бывших и полезных Чингисхана и Тамерлана». (Уважаемый читатель! Узнаете в этих словах гумилевское евразийство, тоже обращавшееся к «наследству» монголов и едва не гуннов?)

А переходя к конкретным суждениям, Ухтомский говорил, что для русских в Азии нет никаких естественных границ, кроме океана. Он не смущался заявлять, что «наше» ещё не определено ни Алтаем – ни Байкалом. Остановиться здесь для России было бы проявлением геополитической слепоты. В обоснование своих взглядов он опять же приводил своё мнение о том, что Россия глубоко чужда Западу, а напротив, очень близка многим азиатским цивилизациям, например Индии.

Оригинальная теория первоначального евразийства, разрабатываемая Ухтомским, опиралась на нравственное и правовое равенство народов России (не в пример англичанам в Индии). Исходя из этого, её автор утверждал, что Россия, собственно, на Востоке вовсе ничего и не завоевывает, а просто самым житейским порядком бытийно и душевно сливается с инородцами. Эти мысли привлекали многих в царском окружении, тем более что Эспер Эсперович дружил с С. Ю. Витте и имел самое доброе знакомство с царем…

Вот так с двух очень разных позиций, но имеющих одинаковую цель, Пржевальский и Ухтомский влияли на российскую восточную политику. Пржевальский – как отважный «конкистадор», а Ухтомский как многодумный учёный. Продвигаемая ими идеология восточничества оказалась очень привлекательной и соблазнительной. Но, к чести Александра III, он смог за её внешней очаровательностью разглядеть и немалые угрозы для устойчивости бытия Российской империи. И с уважением, и даже восхищением относясь к трудам Пржевальского, император оказался способен заметить за ними и немалый экстремизм, способный создать уклон к рискованным политическим действиям. Заранее скажем, что при его преемнике Николае II именно так и случилось: русская политика на Дальнем Востоке в немалой мере приобрела авантюрный характер, а закончилась катастрофой русско-японской войны.

Мыслящие люди тогда вспомнили эпоху Александра III, всемерно поощрявшего внимательное знакомство с дальней Азией и её глубокое изучение, но воспрепятствовавшего любой значительной территориальной экспансии в этом направлении. Время и здесь подтвердило осмотрительную мудрость политики Царя-Миротворца. Было самое время вспомнить его многозначительные слова: «Для России страшна не сама война, а её последствия…» И 1905-й, и 1917 годы зловеще подтвердили справедливость таких суждений.

* * *