Александр III: Забытый император

Наутро после завтрака в кругу детей Александр Николаевич, уже готовый к выезду, поднялся в покои жены. Она сидела на диване в розовом с белым пеньюаре за кофе и вдруг показалась ему столь соблазнительной, желанной, что он мягко завалил ее на стол. Звякнула разбитая порцеллановая чашечка…

Потом, утирая лицо платком, сказал:

– Оставайся так до моего возвращения… Мне будет приятно…

Царь не поехал по Садовой. Перовская, выказав полное самообладание, быстро сообразила, что путем, по которому государь поедет обратно, будет набережная Екатерининского канала, и изменила весь план. Взрыв в магазине на Садовой был отменен, и следовало уже действовать только одними бомбами. Перовская обошла метальщиков и расставила их по новым местам, условившись, что даст им сигнал, махнув платком. В начале третьего часа один за другим прогремели два удара, похожие на пушечные выстрелы: бомба Рысакова разбила карету государя, бомба Гриневицкого сокрушила императора.

Узоры судьбы прихотливы и – в великом и малом – сокрыты от человека. Но едва улавливаешь волею случая ее нить, поражаешься сплетению невероятностей.

Умирающего императора положили на сани полицеймейстера Дворжицкого, коренником в упряжке ходил тяжелый массивный рысак Варвар. Прошлое у этого гнедого русского татарсталя было таким, что ему мог позавидовать любой боевик-народоволец. Великолепный призовой рысак был куплен в 1876 году народовольцами специально для того, чтобы организовать побег князя Кропоткина из тюремной больницы. Затем в 1878 году именно он, Варвар, унес убийц шефа III отделения Мезенцева. И вот теперь рысак влек на санях их августейшую жертву…

…Через лужи крови, посыпанные песком, цесаревич вошел в кабинет папá, повторяя про себя:

– Мученическая кровь… Она смоет все… До самых малых прегрешений… Боже, буди к нам милостив… Такая мученическая смерть отодвигает все…

В дальних покоях содрогался от рыданий великий князь Николай Николаевич.

– Ах, Дима, Дима! – говорил он своему адъютанту Скалону. – Как ты думаешь, что я чувствую? Он лежит, убитый, истерзанный, а я, брат его, ничего другого к нему не чувствовал, кроме ненависти! Пойми же ужас моего положения…

Когда тело императора поместили в гроб и полунакрыли его связанным княгиней Юрьевской постельным покрывалом, Екатерина Михайловна упала, как мертвая, со страшным стуком. Ее вынесли вон, несмотря на ее душераздирающие крики. Княгиня, однако, скоро появилась опять – Александр Александрович с братьями, дядьями и другими родными покойного уже несли гроб из кабинета в церковь. Она присоединилась к ним и пошла, всем на удивление, непосредственно за ними. Через переполненные палаты двигалось траурное шествие, возглавляемое светлейшей княгиней Юрьевской – впереди новой императрицы Марии Федоровны, поддерживаемой двумя врачами. Все дивились.

Посреди церкви был воздвигнут громадный золотой балдахин, по сторонам которого расположились гражданские и военные чины и придворная знать. Государь утопал в гробу, лицо ему намазали белилами, чтобы не было видно ран, сильно изувеченная правая рука спрятана под покрывало. Лишенный ног, император представлял собой что-то маленькое, почти бестелесное.

У балдахина молодой император подошел к княгине Юрьевской и, целуя у нее руку, сказал:

– Покойный государь нас разделял, но горе наше нас сблизило…

Глава шестая Поворот

1

Они собрались в половине второго пополудни в Малахитовом зале Зимнего дворца.

Сторонний наблюдатель мог бы определить еще до начала заседания, что большинство государственных мужей принадлежало к либеральному крылу.

В окружении сановников восстоял председатель Государственного совета великий князь Константин Николаевич в пышном генерал-адмиральском мундире, столь контрастирующем с его добродушным полным лицом в густых бакенбардах, с его демократическим пенсне на шнурочке. Рядом находился ближайший сподвижник великого князя, занимавший без малого тридцать лет пост военного министра, блестящий реформатор армии граф Дмитрий Алексеевич Милютин, совершенно седой, большелобый, с умными грустными глазами, в скромной генеральской тужурке с единственным шейным Георгием 2-й степени. Тут же не случайно оказался председатель Комитета министров граф Петр Александрович Валуев, ловкий либерал, бывший некогда «пером оппозиции».[122] Министр финансов Александр Аггеевич Абаза, стареющий красавец и бонвиван, в бакенбардах а-ля Александр II тихо разговаривал с министром юстиции Набоковым, полулибералом, хотя и не терпевшим Лорис-Меликова, но чисто эстетически – из-за его армянского носа и пронзительного голоса. Другую пару составляли государственный контролер Сольский и государственный секретарь Перетц.

Здесь присутствовало едва ли не все лучшее, что могла дать либеральная Россия, – ветераны реформ покойного государя, видевшие залог ее благоденствия в постепенном, терпеливом преобразовании империи. И можно сказать, что душой этого движения являлся великий князь Константин Николаевич.