Александр III. Заложник судьбы

Обсуждался вопрос о дальнейшем обучении Никсы в одном из российских университетов. Сделали пробу: он выслушал несколько лекций по математике в Пажеском корпусе, где сидел на одной скамье с пажами. Это бы первый случай подобного рода.

Саша боготворил Николая, выделял его из семьи, но не стремился за ним угнаться, что подтверждается дневниковыми записями Николая Павловича Литвинова – молодого помощника воспитателя.

«1861 год. 13 марта, понедельник. Сегодня на гимнастике я заметил признак пробуждения в Александре Александровиче, в первый раз ему пришла фантазия добиться сделать довольно трудную штуку, и действительно он ее сделал, хотя с грехом пополам. Натура добрая, но шероховатая, впрочем, есть надежда ее обтесать. Он очень мил со мною, очень послушен, но ужасно любит фамильярничать, и я решительно недоумеваю, как мне избавиться от этой короткости. Его любимое обращение ко мне: “Ты – дитя, поручик”. Если промолчишь и угрюмо отвернешься, он сейчас заметит это и скажет: “Ну вот и рассердился”. Если же при повторении той же выходки попросишь его перестать, он торопливо заговорит: “Ну не буду больше, господин поручик”, – и в самом деле перестает до первого удобного случая. Я еще не успел заметить, когда наступают эти удобные случаи, если замечу, постараюсь их избегать.

14 марта, вторник. Александр Александрович употребил более получаса на музыку, опять-таки по собственному побуждению. Посмотрим, будет ли знать ее завтра. Вечером были у Рихтера; в первый раз мне случилось видеть великих князей в обществе. Владимир Александрович ведет себя нисколько не стесняясь, так же как дома, а Александр Александрович видимо старался вести себя порядочнее, хотя это ему и не совсем удалось.

15 марта, среда. Александр Александрович отвечал свои уроки хорошо. Вечером я читал с Владимиром Александровичем из “Сида”. Никак не могу добиться какого-нибудь чтения от Александра Александровича, он его боится как огня.

18 марта, суббота. Говорят, я хорошо сделал, что начал журнал со времени моего поступления, а не позже, потому будто бы, что со временем я мог бы втянуться в привычки и недостатки великих князей, и мне всё казалось бы так, как оно должно быть… Уж не успел ли я втянуться… Боже упаси. Между тем нет еще месяца, как занял свою должность, а Александр Александрович, мне кажется, уже во многом успел, сделался прилежным и толковым, заметно наблюдение за собою и вообще много утешительного.

20 марта, понедельник. Сегодня уроки Александра Александровича шли очень хорошо, не понимаю, когда он успел их приготовить.

21 марта, вторник. Александр Александрович по-прежнему вдруг ни с того ни с сего сделает глупую гримасу… В два часа отправились в красильную и сукновальную фабрику на Гутуевский остров; Александр Александрович и Владимир Александрович были внимательны и вежливы. На фабрике нас совсем не ждали, хозяин был несколько растерян, зато его помощники вели себя молодцами, нисколько не унижаясь, что весьма полезно для князей, особенно для Владимира Александровича.

25 марта, суббота. После обеда отправились в Конногвардейский полк. На обратном пути мне ужасно не понравилась манера Владимира Александровича держать себя перед народом в то время, когда ему кричали “ура”. Полное равнодушие и ни следа приветливости на его физиономии. Проезжая мимо одной группы, он сказал даже очень выразительно: “Дураки”.

16 августа, среда. После обеда Александр Александрович пошел с нами играть в кегли; он был очень мил, любезен, и почти ни разу мне не пришлось делать ему замечаний, что бывает очень редко. По возвращении домой Александр Александрович продолжал работать над утренним переводом, беспрестанно роясь в лексиконе, чего он терпеть не может. Дай бог не сглазить.

19 августа, суббота. Встали в пять часов, приготовлялись к отъезду в Москву, и выехали из Царского в четверть седьмого. Поезд тронулся ровно в семь. Александр Александрович читал “Искусителя”, Владимир Александрович ничего не читал. Великие князья много разговаривали с полковником путей сообщения Зуевым, который рассказывал им весьма интересные вещи о постройке Московской железной дороги. В Москву приехали в половине девятого.

20 августа, воскресенье. Александр Александрович с особенным удовольствием смотрит на то, что носит отпечаток старины; видно, что оно делает на него впечатление. Он особенно жалел о том, что многое возобновлено и, следовательно, утратило прелесть старины. На Воробьевых горах мы долго любовались прелестной панорамой Москвы и ее окрестностей. Нас окружили несколько крестьянок, предложив вишен. Владимир Александрович держал себя с ними очень мило и много разговаривал, но Александр Александрович чувствует себя очень неловко и потому кажется мало любезным.