Представительное положение цесаревича, его брата Алексея и цесаревны, несмотря на радушный прием народа, чрезвычайно было для них тягостно. Действительно, постоянно быть на виду, когда тысячи глаз ловят каждое твое движение, должно быть чрезвычайно тяжело. На этом основании высшее наслаждение наших принципалов было остановить пароход на пустом, необитаемом берегу Волги, выйти на берег, побегать, набрать хворосту, зажечь костер и при этом перепачкаться, т. е. испытать все противоположное обычной их жизни.
Одним ясным утром мы проходили мимо богатого, торгового города Хвалынска, где по маршруту не было назначено остановки. Около пристани, чрезвычайно украшенной, вся местность была залита народом, которого собралось на глазомер тысяч 20, а может, и более. Тут же было видно духовенство и строй войска. Вся эта масса, многие на коленях, кричали, махали руками и умоляли остановиться. Мы просили цесаревича пристать к Хвалынску, но он, указывая на злосчастный маршрут, находил это невозможным.
– Вы хорошо знаете, почему я не могу остановиться, зачем же вы меня мучаете?
Я сказал, что мне очень тяжело сердить его, но… дурное впечатление произведет на радушно приглашающих людей, если пароход не остановится. На это цесаревич сказал:
– Извольте, остановлюсь, но не сойду с парохода, приму рапорты и депутатов и сейчас же отвалить.
Цесаревна все слушала, но ни одним словом не высказала своего мнения. Вообще, во время этого путешествия проявился превосходный характер цесаревны и ее большая выдержка. Во время всего путешествия она не выказала ни одного каприза и не доставила никому ни малейшего неудобства. Она всегда была вовремя одета, всегда всем довольна, и исключительно ей мы были обязаны, что в нашем обществе было весело и не было ни малейшего стеснения.
Пароход пристал к пристани. Положили сходню, по которой вошло местное начальство и депутаты. На пароходе, при самом входе, стояла впереди цесаревна, за ней цесаревич, а депутация – на сходне. По приеме хлеба-соли, цесаревна, разговаривая с депутатами, делала шаг за шагом вперед и постепенно заставляла отступать депутатов, а цесаревича следовать за собой, что он исполнял, улыбаясь, поняв ее маневр. Таким образом, все перешли на пристань, где на одной половине была устроена выставка местных произведений, а на другой сервирован чай и десерты. Только что вышла на пристань цесаревна, ее окружила толпа разряженных, в бриллиантах, купчих, и через секунду мы увидели ее усаженною и кушающей чай.
Цесаревича очень заинтересовала выставка, потом он обошел войско, мы посетили собор и какие-то благотворительные заведения, всех удовлетворили и отправились на пароход. Цесаревич с цесаревной ушли в каюту, а мы уселись вокруг стола на рубке. Я сидел спиной к входному трапу – вдруг кто-то положил мне сзади руку на плечо. Я оглянулся и увидел, что это цесаревич. Я хотел встать, но он удержал меня, проговорив:
– Довольны ли вы, толстый мучитель?
Я отвечал, что чрезвычайно доволен и глубоко благодарен.
Цесаревна тоже поднялась на площадку, отозвала меня в сторону.
– Я не знакома со всеми русскими обычаями и могу сделать ошибку, я прошу вас, нисколько не стесняясь, быть моим советником, и вам грешно будет, ежели вы откажетесь.
Сердце и природный такт цесаревны указывали правильно на ее обращение с народом, мне редко случалось пользоваться данным мне полномочием» (
Дальнейший маршрут был до Царицына, оттуда – через Калач на Дон. После Новочеркасска посетили Грушевские угольные копи, где добываемый уголь обходился дороже заграничного антрацита. Заверения горного начальства в том, что в Донецком бассейне «огромные залежи угля и скоро наступит время, когда наш уголь будет изгонять привозной», не удовлетворили Александра: «Не мечтайте, а делайте!» Дальше были Ялта и Севастополь.
27 августа на севастопольской пристани высоких гостей встречал адмирал П. И. Кислинский. Сразу поехали во Владимирский собор, сооружаемый над могилами прославленных черноморских адмиралов М. П. Лазарева, В. А. Корнилова, П. С. Нахимова, В. И. Истомина. У общей могилы под простым каменным крестом под сводами храма состоялась заупокойная служба по усопшим.
– Эти люди духом своим первые зажгли огонь любви и мужества в защитниках Севастополя, и, как верные пастыри, впереди всех положили душу свою за всё стадо, – произнес над могилой священник.
После службы поехали верхом к четвертому бастиону, где генерал Э. И. Тотлебен, один из организаторов обороны Севастополя, рассказывал о Крымской войне. Рядом с ним стоял адмирал П. И. Кислинский, раненый в первые дни бомбардировки города. Возле Кислинского находились капитан 2-го ранга Н. Д. Скарятин и адмирал П. А. Карпов, защищавшие Малахов курган в последние дни осады.
Проехали к Малахову кургану, где в такой же августовский день 14 лет назад капитан-лейтенант Карпов был взят французами в плен, но отказался служить французам, и после войны вернулся в Севастополь.