Александр Иванович ГУЧКОВЪ и Великая русская революция

Болгарско-сербская граница была перекрыта двумя полками врангелевской армии389. В сентябре была восстановлена деятельность старого Красного Креста, запрещенного прежним правительством390. Отчасти успеху переворота способствовала и самонадеянность правительства Стамболийского. Когда до правительства дошла информация о готовящемся перевороте, оно полагало, что имея в парламенте большинство — целых 242 депутата! — им нечего бояться переворота391, так как накануне на парламентских выборах они получили свыше 80 % голосов. За две недели до переворота в воздухе носилось нечто грозовое, но Стамболийский заявил, что «македонская революционная организация подготовила заговор… но нити заговора уже в руках полиции». Газеты отмечали, что переворот совершился с лёгкостью и простотой. В то же самое время пресса отмечала, что за 45 лет самостоятельного существования Болгарии было немало политических переворотов, но именно этот принадлежит к наиболее серьёзным и поучительным в этой серии392. В защите же нового правительства при подавлении Сентябрьского восстания под руководством генерала Витковского участвовали не менее 10 тысяч врангелевцев393. Таким образом, вопрос о нахождении русской армии в Болгарии благополучно был решён. Следует особо отметить, что буквально сразу же после переворота началась мощная информационная атака на общественное мнение европейских стран. В прессе публиковалась Декларация временного правительства, в которой объяснялись причины переворота, цели и позиции, а также множество материалов с дискредитацией предыдущего правительства и лично недостойного поведения Стамболийского. Его обвиняли в подготовке заговора против контингента русской армии и свержения царя Бориса. Говорилось, что при обыске в его доме были найдены громадные запасы иностранной валюты, целый склад редких вин, другие ценности, предлагалось даже устроить выставку позора. В газетах публиковались снимки с интимных писем и фотографий. В прессе его называли не иначе как «диктатор». Сообщались также некоторые организационные подробности переворота, в частности, что переворот произошёл тогда, когда Стамболийского не было в столице. Это, безусловно, сильно напоминало ситуацию, когда Николай II в феврале покинул Царское село и в столице тут же начались беспорядки394.

На следующий день после переворота, 10 июня 1923 года, Гучков направляет барону Врангелю еще одно письмо, в котором он писал: «…Случилось то, что было неизбежным. Для меня было ясно, как Божий день: 1) знал Болгарию, 2) я не потерял связей с некоторыми эмигрантскими кругами, 3) я просто очень склонен верить здравому смыслу… Явно обозначились… те элементы, на которые можно рассчитывать — буржуазный блок, союзы запасных офицеров и македонские организации. Я… был уверен в правильности намеченной мною линии действия…». Далее в письме Гучков вновь вернулся к упрекам барону Врангелю, что он ему давно предлагал совершить переворот, но тот долгое время ссылался на данные генеральской разведки: «Не обижайтесь, дорогой Петр Николаевич, за мой упрёк, он менее всего относится лично к вам, …но если мы, политики — плохие военные, то ведь вы, военные, еще худшие политики. А генеральская разведка с её военными приёмами в области политики — мало пригодный путь для выяснения истины»395. На данный момент мы не располагаем документами, подтверждающими личное организационное участие Гучкова в данном перевороте, но анализируя события, можно сделать выводы, что он прошёл фактически по задумке и сценарию Александра Ивановича.

Несмотря на бурную политическую и общественную деятельность Александр Гучков не забывал и о себе. В эмиграции у него была гражданская жена — Л. А. Часар. В 1929 году (Гучкову было 67 лет!) у них родился сын Андрей. Как говорится: «седина в бороду, бес в ребро…».