Александр Федорович знал, что генерал плохо разбирается в политике, что всю политическую работу за него ведет В. С. Завойко, сын адмирала, награжденного имением в Подольской губернии, изворотливый спекулянт, нажившийся на перепродаже земель, спекуляции нефтью, будучи представителем фирмы «Нобель» и директором-распорядителем общества «Эмба и Каспий», на банковских операциях. Сам Корнилов так отзывался о Завойко: «Он отлично владеет пером, поэтому я поручил ему составление тех приказов и тех бумаг, где требовался особенно сильный, художественный стиль». Корнилова поправил Милюков, сочувствующий генералу, поправил, не более: «Корнилов недоговаривает, что влияние Завойко распространялось не на один стиль, но и на само содержание политических документов…» Генерала открыто поддержал атаман казачьего войска Каледин, требуя в своей программе полного запрещения в армии митингов и собраний, упразднения Советов и комитетов как в армии, так и в тылу, восстановления дисциплинарных прав начальствующих лиц, восстановления вождям армии полной мощи.
Александр Федорович, основываясь на заявлениях Корнилова и его сподвижников, понял нависшую угрозу, готовую смести и демократию, и его лично. Поэтому попросил Львова письменно изложить им сказанное, хотя бы требования Корнилова. Львов сказал, что постарается, обдумает, как это сделать лучше, и обещал вернуться к 8 часам 30 минутам вечера, чтобы передать написанное и совместно с Керенским позвонить генералу. К намеченному времени Львов опоздал, возможно умышленно, и Керенский решил говорить с Корниловым и за себя, и за отсутствовавшего Львова, благо слышимость по связи была весьма неважной.
«Керенский
. Здравствуйте, генерал. У аппарата Владимир Николаевич Львов и Керенский. Просим подтвердить, что Керенский может действовать согласно сведениям, переданным Владимиром Николаевичем.Корнилов
. Здравствуйте, Александр Федорович. Здравствуйте, Владимир Николаевич. Вновь подтверждая тот очерк положения, в котором мне представляется страна и армия, очерк, сделанный мною Владимиру Николаевичу, вновь заявляю, что события последних дней и вновь намечающиеся повелительно требуют вполне определенного решения в самый короткий срок.Керенский
(Корнилов
. Да, подтверждаю, что я просил вас передать Александру Федоровичу мою настоятельную просьбу приехать в Могилев.Керенский
. Я, Александр Федорович, понимаю ваш ответ как подтверждение слов, переданных мне Владимиром Николаевичем. Сегодня это сделать нельзя и выехать нельзя, надеюсь выехать завтра.Корнилов
. Очень прошу не откладывать вашего выезда позднее завтрашнего дня. Прошу верить, что только сознание ответственности момента заставляет меня так настойчиво просить вас.Керенский
. Приезжать ли только в случае, о которых идут слухи, или во всяком случае?Корнилов
. Во всяком случае.Керенский
. До свидания, скоро увидимся.Корнилов
. До свидания».Керенский медленно положил трубку на рычаг. Сомнений не было – Корнилов намерен арестовать его, низложить Временное правительство. Выйдя из пункта связи, Керенский встретил на лестнице Львова, пригласил его в свой кабинет, рядом с которым, в соседней комнате, находился главный начальник милиции Балахвинский. Керенский попросил Львова повторить свой доклад в присутствии невидимого свидетеля. Получив таким способом подтверждение планов Корнилова, Керенский объявил Львова арестованным, а сам поспешил на заседание Временного правительства, где показал все ленты переговоров и потребовал для себя чрезвычайных полномочий в борьбе с Корниловским мятежом.
Сообщение Керенского произвело эффект разорвавшейся бомбы. Обескураженные сподвижники генерала, в первую очередь кадеты, бросились улаживать конфликт. Милюков убеждал Керенского, что реальная сила на стороне Корнилова, который действует патриотически и должен быть поддержан всеми «живыми силами страны», но, не добившись согласия премьера, попытался устранить «недоразумение» путем компромиссного соглашения с генералом. Помирить Керенского с Корниловым пытался и Бьюкенен. Он был в курсе заговора и поддерживал Корнилова. С ведома британского посла английские броневики шли на Петроград вместе с 3-м корпусом. «Все мои симпатии на стороне Корнилова», – признавался он в мемуарах. Английская пресса старалась скрыть участие отечественных броневиков в выступлении Корнилова.