Александр Керенский. Демократ во главе России

На книжном развале Александр Федорович за несколько пенсов приобрел пачку залежавшихся газет, чтобы вечером в гостинице просмотреть их. Его внимание привлекли сводки из России, и вдруг среди них мелькнула его фамилия, писал Бьюкенен: «Керенский и Корнилов, мне кажется, не очень любят друг друга, но наша главная гарантия заключается в том, что ни один из них, по крайней мере в настоящее время, не может обойтись без другого. Керенский не может рассчитывать на восстановление военной мощи без Корнилова, который представляет собой единственного человека, способного взять в свои руки армию. В то же время Корнилов не может обойтись без Керенского, который, несмотря на свою убывающую популярность, представляет собой человека, который с наилучшим успехом может говорить с массами и заставить их согласиться с энергичными мерами, которые должны быть проведены в тылу, если армии придется проделать четвертую зимнюю кампанию». И тут Александр Федорович впервые серьезно задумался о целях Англии в России. О «главной гарантии» чего писал Бьюкенен? Конечно, интересов Англии в войне до победного конца. И все-таки, судя по поставкам Корнилову, она делала ставку на генерала, на установление военной диктатуры в стране, а это отбросило бы Россию в монархическое прошлое и незавидное, отсталое будущее. При нормальном, демократическом развитии Россия, богатая недрами и «крепким мужиком» в городах и селах, со временем могла бы составить конкуренцию Англии в Европе, стать самой цивилизованной страной… К этому все шло… Черт возьми, эти интриги Англии даже не приходили ему в голову, подумал Керенский, и мысль о коварстве страны-союзницы с годами обрастала доводами и вырисовывалась все четче и яснее.

Была в Лондоне приятная встреча со старинным приятелем еще по России – Робертом Брюсом Локкартом, известным журналистом. Англичанин, будучи в России, выезжал на фронт, чтобы собственными глазами увидеть, что там происходит. Первый раз они с ним встретились в окопах, где Керенский беседовал с солдатами. Локкарт тогда еще неважно знал русский язык и, улыбаясь, сказал ему: «Я понимаю не все, что вы говорите. А вы не говорите, а кричите. Если человек кричит, то, значит, он говорит правду». Керенский в ответ заметил ему: «Вы, английский журналист, залезли в окоп, испачкали одежду, лицо, хлебаете солдатскую кашу, значит, хотите написать правду о войне». – «Да, да, да!» – воскликнул Локкарт и протянул Керенскому фляжку с виски. Они закончили с виски, перешли на водку. Расстались как друзья и, встретившись в Лондоне, обнялись. Сели за столик в небольшом, тихом ресторанчике, вспомнили знакомство в окопе, перешли на разговор о нынешнем времени.

– Я не понимаю: почему Георг не пустил в Англию царя? – поинтересовался Керенский.

– Наш король – не ваш царь, – объяснил Локкарт, – он вынужден прислушиваться к мнению парламента. Зачем английскому народу присутствие вашего самодержца? Кроме крупных неприятностей, оно ничего не сулило. Неужели ваш царь был обречен на гибель? Чудовищная, мученическая смерть. Я знаю, его убили большевики, убили жену, детей… Ужасно и скверно!

– Я пытался вызволить Николая из Тобольска, – грустно вымолвил Керенский, – потом из Екатеринбурга. Был разработан план его спасения, назначены для этого офицеры, они получили достаточные суммы, но… Но эти офицеры куда-то исчезли – и вместе с ними немалые деньги… Их быстро не пропьешь…

– Можно и небыстро, – улыбнулся Локкарт.

– Нет, я не думаю, что офицеры пропили деньги. Бедняг могли задержать большевики и поставить к стенке. У них это лихо получается. Стреляют людей почем зря.

– Троцкий, Ленин, – поморщился Локкарт, – они, как мне кажется, прирожденные убийцы. Вы видели их близко?

– Нет, кажется, только издалека, но и то точно не уверен в этом, – признался Керенский.

– А зря, – посерьезнел Локкарт, – врагов нужно знать в лицо.

– Врагов много, всех не упомнишь, – пытался отшутиться Керенский, – а друзей настоящих мало, даже в Англии.

Они пили за дружбу, за женщин, без которых жизнь не жизнь. Локкарт предложил выпить отдельно за русских женщин, за жену Керенского – и вдруг хитро прищурил глаза:

– Не обижаетесь, Александр Федорович?

– Смотря на что, – пьяно откинулся на спинку кресла Керенский.

– Вы знаете, как вас называют здесь русские эмигранты? Александрой Федоровной! Говорят, что вы ночевали в царской опочивальне! И не один…

– Чушь очередная, – покраснел Керенский, – чего только не придумают обыватели!

– Но вы покраснели, – заметил Локкарт, – а дыма без огня не бывает. Я правильно перевел русскую пословицу?

– Правильно, – сказал Керенский, – я совершенствую свой английский. Нужно знать язык той страны, где живешь, часто бываешь. С немецким у меня плохо… тем не менее собираюсь в Берлин… Открою там журнал.

– Почему именно в Берлин, к врагам? – недоумевал Локкарт.

– В Берлине много русских эмигрантов, больше, чем в Англии. Немцы охотно принимают русских. Понимают, что уезжают лучшие, беднеет умами, ослабляется Россия, – вздохнул Керенский.