Александр Македонский

Пробил последний час старой фаланги. В Сузы уже прибыли молодые воины с Востока, об обучении которых Александр распорядился еще в 327 г. до н. э. 30000 молодых воинов, в основном иранцев, обученных сражаться в качестве гоплитов, вооруженных македонским тяжелым оружием, предстояло составить ядро будущей армии и ее фаланги. Царь называл их эпигонами, т. е. «потомками». Вначале они составляли антитагму — вторую армию, существующую наряду со старой[327]. В Описе Александр задумал отпустить на родину 10000 македонских ветеранов, которые либо были больны, либо уже состарились. Из них 6000 принадлежали к тяжелой пехоте, 3000 — к гипаспистам, а остальные служили в гарнизонах, некогда оставленных в Сузах и Вавилоне. Вести их на родину было поручено Кратеру. Александр без сожаления отпускал их, о чем свидетельствует высокое вознаграждение, пожалованное царем каждому ветерану. В отдельных полках оставалось теперь лишь по нескольку сот македонян. Если учесть, что число греков, находившихся в армии в 330 г. до н. э., сильно сократилось как из-за перемещений в пограничные войска, так и из-за потерь в пустыне Гедросии, то создается впечатление, что пехота сохранила немногим более половины своего основного состава.

Над созданием новой армии царь работал все последние годы, отпущенные ему судьбой. Не следует думать, что он подолгу размышлял над документами и материалами. Нет, он ничего не писал, он совещался с военачальниками и приказывал[328]. Он относился ко всему необычайно серьезно, вдумчиво и не спешил. Дело подвигалось медленно, и, когда Александр умер, план не был закончен даже вчерне. Источники повествуют лишь о незавершенной работе. Из них мы узнаем также, что весной 323 г. до н. э. из Малой Азии прибыли новые контингенты западных наемников, а Певкест прислал не менее 20000 персов и жителей горных местностей, вооруженных дротиками и луками. Все они влились в основные македонские подразделения.

До нас дошла и такая интересная подробность, как порядок эшелонирования новой фаланги в глубину[329]. В трех передних рядах должны были сражаться македоняне, затем двенадцать рядов в глубину составляли персидские копьеносцы и лучники, а замыкали все македонские гоплиты. Это не имело ничего общего со старым гоплитским строем. Отсюда следует, что измениться должен был не только состав войска, но и назначение последнего. И если раньше, во время своих походов, Александр развивал новую стратегию, то теперь он хотел представить миру совершенно небывалую тактику.

Персидских телохранителей царя, так называемых «яблоконосцев»[330], включили в полки гоплитов. Агема гипаспистов была пополнена персидскими аристократами, которых признали достойными этой чести[331]. Весьма вероятно (хотя в источниках об этом не упоминается), что эпигоны также были включены в основные формирования старой армии.

От старой армии оставалось лишь 13 000 пехотинцев и 2000 всадников, из них всего около 5000–6000 македонян. Все остальные были, по-видимому, греческими наемниками. И если мы определяли количество наемников в обозе 323 г. до н. э. примерно в 5000, то в конечном итоге в армии их насчитывалось уже 20000. Им противостояло 50000 воинов, происходивших с Востока, в основном иранцев. В гигантской армии из 70000 человек македоняне составляли едва ли четырнадцатую часть. Можно было опасаться, что «с водой выплеснули и ребенка». Но царь прекрасно это понимал и не хотел, чтобы такое противоестественное положение продолжалось долго. Уже зимой 328/27 г. до н. э. он потребовал, чтобы из Македонии были присланы свежие подкрепления. В 323 г. до н. э. прибыл новый контингент всадников. Привести в Азию сильную македонскую армию было поручено Антипатру. Правда, на ее появление нельзя было рассчитывать ранее, чем в 321 г. до н. э., но, возможно, это устраивало Александра: он думал вернуться из Аравии до прибытия македонских контингентов и хотя бы вчерне завершить создание имперской армии. Тогда македонянам пришлось бы примириться с свершившимся фактом и терпеливо сносить разделение их отрядов и включение их в новые подразделения. Только тогда составные части были бы правильно расположены и тесное сближение привело бы к органическому единству. В конце концов это было самым важным как для империи, так и для новой армии! Сможет ли неуклюжее чудовище превратиться в послушный организм? Возможно, Александр в новой имперской армии видел не инструмент для ведения войн, а орудие для внутренней политики ассимиляции. Осуществление его замысла объединения обоих миров сопровождалось ошибками и неудачами. Армия же находилась всецело в его руках. Здесь согласно его воле должно было произойти не просто объединение, а объединение образцовое. И армии предстояло стать питомником и рассадником нового единства — единства империи.

МЯТЕЖ В ОПИСЕ