Данная Александром свобода не отменяла прав завоевателя. Именно «освобождение» Ионии дает нам наглядный пример того, что для Александра не существовало ни юридически, ни фактически равноправных партнеров и союзников. Для него не было писаного закона, законом были только его собственная воля, его милость и благосклонность. Коринфский союз в его глазах представлялся не чем иным, как реликтом времен Филиппа, который он пока терпел. В Ионии он с самого начала не пошел ни на какие уступки: он стал не гегемоном, а милостивым царем и благодетелем. Это ему легко удалось, поскольку ионийские демократы были вполне довольны такого рода демократией. Какое им было дело до Коринфского союза!
Александру очень хотелось предстать перед ионийцами великодушным властителем, по-царски одаривать и награждать. Однако войсковая казна была пуста, и у царя ничего не было. Правда, Сарды давали богатые доходы, но они уходили на содержание войска и дорогостоящего флота.
Таким образом, повелителю пришлось ограничиться только провозглашением своих планов, как это было со строительством канала через Эритрейский перешеек, которое так никогда и не начали, или с восстановлением Смирны, осуществленным лишь диадохами. Однако плотина у Клазомен действительно была построена, так же как и заселена Приена. Александр поощрял образование или дальнейшее развитие союзов местных городов.
Эти союзы, как и отдельные города, выражали свою благодарность признанием властителя. Демократы повторили то, что ионийские олигархи делали по отношению к Лисандру за два поколения до этого. В Эресе и в некоторых других городах они оказывали такие же почести Филиппу. Александр имел еще больше оснований притязать на «божественность» как освободитель от персидского ига и защитник демократического строя, как правитель, который обеспечил ионийцам более выгодное положение, освободил Эгейское побережье от всех политических затруднений и открыл для ионийцев новую эру мирного посредничества.
Александр был бы рад приписать себе честь восстановления храма Артемиды в Эфесе. Он участвовал вместе с его верховным жрецом во всех церемониях, приносил роскошные жертвы и устраивал военные парады, отказался в пользу святилища от будущих взносов Эфеса, но тем не менее эфесцы отклонили его притязания. Они сделали это искусно, вежливо, объяснив свой отказ тем, что они царя самого объявили богом и поэтому ему нечего посвящать что-либо другим богам.
Александр не торопился продвигаться на юг, так как наместник вражеского Милета заранее выразил ему свою покорность. Но когда царь появился перед городом, он встретил сопротивление, оказавшись в совершенно иной, новой ситуации. Персидский флот наконец появился в Эгейском море, и его прибытия ожидали в Милете через несколько дней. Тем не менее Александр успел направить собственную экспедицию в милетскую гавань и с ее помощью блокировать выход из города. Когда появилась вражеская армада численностью четыреста кораблей, она не смогла вступить в контакт с блокированным городом. Однако открытое море оставалось в руках во много раз более сильного противника.
Милет стремился сохранить нейтралитет, чтобы избежать войны. Но Александр, которого такого рода действия рассердили еще больше, чем открытое сопротивление, перешел к осаде. Здесь вскоре обнаружилось совершенство осадных машин македонян, которым не могли противостоять ни стены, ни башни Милета. Оборона была сломлена, город взят штурмом и разграблен. Александр не хотел повторения разгрома Фив; он пощадил оставшихся в живых, и Милет встал в ряд с другими греческими городами. Царь позволил избрать себя на следующий год в число высших чиновников города и внести свое имя в их список без упоминания царского титула[100]
. Захваченных в плен наемников он, не подвергнув наказанию, взял в свою армию.На этом Ионическая война не была еще закончена. У Галикарнаса, в столице Карии, противник объединил свои войска. Еще Мавсол превратил этот город в самый великолепный и самый сильный в Малой Азии. Сюда и отступил Мемнон с основными силами наемников, а также правитель Карии — персидский сатрап Оронтопат. Здесь собрались враждебно настроенные к Александру головорезы — афинские кондотьеры и македонские эмигранты. У Галикарнаса стояли персидские войска и готовый поддержать их могучий флот с финикийскими и кипрскими командами. Сам же Мемнон в это время вел переговоры с Великим царем о своем назначении главнокомандующим в этой войне с неограниченными полномочиями. Возможно, он и получил этот пост еще во время осады Галикарнаса.