Александр так и не смог сломить волю Каллисфена. Более того, в последующем царь не решился прибегать к обряду проскинезы для македонян, он довольствовался прежним способом приветствия без падения ниц. Так Каллисфен победил Александра.
Он избавил греков от большого позора, а Александра – от еще большего, но себе самому уготовил погибель, ибо казалось, что он не столько убедил царя, сколько принудил его отказаться от почестей благоговейного поклонения.
Философ был обречен, но Александр не мог уничтожить его немедленно. Грека Каллисфена македоняне стали уважать больше, чем царя. Еще бы! Он спас их честь, не позволил превратить их в рабов! И потому Александру, прежде чем уничтожить Каллисфена физически, необходимо было опорочить в глазах соплеменников. (Слишком дорого обошлось ему устранение непокорного Клита, и память о нем была свежа. Новое беззаконное убийство македоняне могли не простить.) И Александр нашел способ, как отделить Каллисфена от македонян. Плутарх рассказывает следующее:
Однажды на царском пиру при большом стечении приглашенных Каллисфену поручили произнести за кубком вина хвалебную речь в честь македонян, и он говорил на эту тему с таким красноречием, что присутствовавшие стоя рукоплескали и бросали ему свои венки. Тогда Александр привел слова Еврипида о том, что прекрасно говорить о прекрасном предмете – дело нетрудное, и сказал:
– Теперь покажи нам свою силу, произнесши обвинительную речь против македонян, чтобы, узнав свои ошибки, они стали лучше.
Тут уже Каллисфен заговорил по-другому, в откровенной речи он предъявил македонянам многие обвинения. Он сказал, что раздор среди греков был единственной причиной успехов Филиппа и его возвышения, и в доказательство своей правоты привел стих:
Этой речью Каллисфен возбудил против себя лютую ненависть со стороны македонян, а Александр сказал, что Каллисфен показал не столько силу своего красноречия, сколько силу своей вражды к македонянам.
Повод окончательно устранить Каллисфена у Александра появился довольно скоро. Случился очередной заговор – у Александра обнаружились поразительные способности наживать врагов, большей частью оттого, что характер царя и его привычки постоянно менялись в худшую сторону. Смерть Каллисфена связывается с так называемым «заговором пажей». Об институте пажей рассказывает Арриан.
Еще Филиппом было заведено, чтобы сыновья знатных македонцев, вошедшие в юношеский возраст, набирались для услуг царю; им поручалось прислуживать царю и стоять на страже, когда он спит. Когда царь собирался выезжать, они приводили ему лошадь из конюшни, подсаживали его по персидскому обычаю, принимали участие в охотничьих состязаниях.
Почетная должность была мечтой юношей лучших македонских родов во времена Филиппа, но превратилась в сущий кошмар при Александре. «Представьте себе всю необузданность его темперамента, непостижимую внезапность решений, безудержность в гневе, безмерность пристрастий, его беспорядочный образ жизни в сочетании с напряженной работой, бессонными ночами, проведенными в попойках, и днями, потраченными на сон! Все это больше жгло, чем согревало: у людей, общавшихся с ним, захватывало дыхание. Что-то в нем мучило окружающих, и они чувствовали усталость от него, а подчас и болезненное отвращение», – выводы Шахермайра позволяют понять степень трудности службы пажей.