Александр Македонский и Таис. Верность прекрасной гетеры

День, который она измучилась ждать, наконец, наступил — они встретились, соединились после 74 дней иссушающей и сводящей с ума разлуки.

— Никогда, никогда не оставляй меня одну так надолго! Лучше убей меня сразу… — шептала Таис сквозь слезы, мертвой хваткой вцепившись в Александра, как будто желая войти в него, слиться с ним. Она ощупывала его руками, телом, внюхивалась в его запахи, определяла, все ли родное на месте, что появилось нового. Это бурное приветствие отняло у нее последние силы и сознание…

— Ну, пришла в себя? — спросил Александр строго; так он говорил, когда очень волновался.

— Ах, Александр, мой милый, я совсем не изменилась — не стала ни сильнее, ни взрослее. И нервы мои не стали крепче. Так же подкашиваются ноги, когда вижу тебя.

— Еще не хватало, чтобы ты оставалась невозмутимой, как мраморная статуя! Не люблю каменных людей. Мне нравится, что в тебе так много жизни, и она так бурно и разнообразно проявляется. Жизнь надо про-жи-вать, на то она и жизнь!

— Не оставляй меня больше одну так надолго, — жалобно повторила Таис свою просьбу.

— Ты пришла в себя, можно продолжать? — ушел от ответа Александр.

— Я не могу поверить, что я снова с тобой, — прошептала Таис.

— Сейчас убедишься…

Окончательно она убедилась в этом, когда они свалились с кровати. Нет худа без добра: от падения путаница в ее голове как будто утряслась, и все стало на свои места.

— Вернулись на землю, двое ненормальных. Хорошо, что нас никто не видит — не поймут! — посмеивался Александр.

Александр остановился в Александрии Арахозской (Кандагар) до конца зимы, чтобы ранней весной продолжить преследование Бесса. Царь собирался перейти «Кавказ», как греки ошибочно называли Гиндукуш, и войти в Бактрию с юго-восточного направления, откуда Бесс их не ожидал. Восстание в Арии было подавлено. В ожесточенном решающем сражении Сатирбазан был убит, но пал и Эригий, друг молодости. Друг сохранил свою преданность, в отличие от Филоты. Каждый делает свой выбор в жизни.

Таис нашла много изменений: Александр устраивал официальные приемы в огромном шатре, окруженном тремя рядами македонской и персидской охраны. Он восседал на золотом троне в курбасии — головном уборе персидских царей, в бело-пурпурных одеяниях. Персы, видя привычную для них картину великолепного царя царей, каким он должен быть, охотно падали перед ним ниц, на колени или кланялись, — в зависимости от своего положения, — и посылали царю воздушный поцелуй. Македонцы усмехались и неодобрительно посматривали на это все, но не спешили следовать «варварскому» примеру, считая его для себя унизительным. Александр тоже молчал, но гнул свою линию, выжидая, кто кого переупрямит. Армия, к огромному удовлетворению Александра, получила пополнение из Македонии, Греции и с мест и увеличилась до 45 тысяч человек. Появилось у него и новое оружие — боевые слоны, диковинные, одетые в броню гиганты, несшие на себе в будке дротикометателей.

Для Таис же самым важным было убедиться, что отношение Александра к ней не изменилось, все остальное оставалось второстепенным. Она понимала, что ее абсолютная зацикленность на Александре может иметь негативную сторону, и следила за тем, чтобы оставаться всегда желанной, по-новому интересной и не пресыщать его собой. А для этого важно сохранять независимость и самобытность личности. Пока что их любовь была так сильна, что смешной казалась даже мысль о возможных опасностях, особенно сейчас, когда после долгой разлуки и пережитых треволнений страсть буквально сжигала их.

Многие женщины, чтобы продлить или оживить любовь, притворяются холодными, заставляют ревновать, устраивают разлуку. Таис не нуждалась в этих уловках, а что касается последнего — панически боялась и ненавидела те разлуки, которые навязывала им неумолимая жизнь. Вечная тревога и страх за своего ненаглядного — отчаянного и рискованного — посильнее любой ревности подстегивали ее любовь и доводили до пределов выносимого.