Таис при этих словах порывисто наклонилась к нему и нежными поцелуями покрыла его опухшие веки и горящий лоб. Как ей хотелось, чтобы в эту минуту он чувствовал то же, что она. Как тяжело, мучительно и сладко это чувствовать! Милые боги, сделайте так, чтобы и он имел счастье чувствовать возрождающий мед любви.
— Мне сразу полегчало… — сказал он хрипло. — Теперь длинновласый Аполлон так просто не сразит меня своей золотой стрелой[14]
.Таис усилием воли спустилась на пол и взяла себя в руки.
— Тебе рано об этом думать.
— Да, рано, хотя долго я жить не буду. — Он прижал руку Таис к своей груди.
— Ты и в этом хочешь повторить Ахилла? Прожить бурную, славную, но короткую жизнь? Потому что только лучшие уходят в бессмертие? — догадалась Таис.
— А ты разве можешь представить меня старым — немощным, выжившим из ума? Вообрази, идет пожилая, седая, но прекрасная Таис, встречает беззубого, шамкающего столетнего Александра: «Как дела, старый хрен?» — он изобразил это так потешно, что она смеялась до слез, а он — до кашля.
— Скоро твой день рождения, всего-то двадцать третий.
— И я уже радуюсь твоему подарку… в стихах. Но подай мне, пожалуйста, мое адское зелье. — Александр, спохватившись, быстро замял эту тему.
Таис подала и смотрела, как Александр, сморщившись, пил свою отраву.
— Бэ, ну и гадость! Я не хочу знать, что он туда намешал.
— Тебе хуже стало, — отметила она.
Его глаза лихорадочно блестели, и румянец был непривычным, болезненным, настораживающим. Не тот, с неровными краями, который она так любила и который проступал у него на щеках, стоило ему побыть на свежем воздухе или в движении.
— Ах, не надо мне было тебя беспокоить, — сказала Таис с раскаянием и невольно взяла его горящее лицо в свои, казавшиеся холодными, руки.
— Сейчас придет Гефестион и убьет меня за то, что я не спал.
— Тебе надо было спать, а я совершенно некстати влезла со своим визитом.
— Ш-ш-ш… Ты же знаешь, что ты мне плохо не делаешь. Но я не хочу, чтоб Гефестион тебя видел. Не потому, что боюсь его побоев. Не хочу, чтобы он расстраивался.
— Хорошо, я выйду через заднюю дверь.
— Но сначала… полечи меня еще раз, — едва заметно улыбнулся Александр.
Таис не сразу поняла, но он потянул ее к себе, и она поцеловала уголки его потрескавшегося рта, его горящие щеки, виски, пока он не оттолкнул ее легонько.
Примиренная и умиротворенная, наполненная до краев его теплом и своей любовью, Таис вышла в свежую августовскую ночь. В черном небе во всю падали звезды.
Уже несколько месяцев прошло с тех пор, как Геро вернулась в Элладу. Праздник кончился, снова Таис осталась одна, без советчицы и наперсницы. И снова ей пришлось убедиться в том, как люди по собственному недомыслию портят себе жизнь. Пока Геро была здесь и Таис проводила с ней дни напролет, в душе она мечтала быть ближе к Александру и искала для этого любую возможность. Стоило спартанке уехать, как Таис начала сожалеть, что не смогла отодвинуть на время проклятую и замечательную тему «Александр» и не отдала все внимание и душу Геро. Все-то становится понятно «задним умом».
И еще одна вещь открылась Таис если о своей афинской «семье» она думала с любовью, но в прошедшем времени, то Геро по-прежнему оставалась частью ее жизни, и возможность их совместного будущего не исключалась. Девушки убедились, что, несмотря на годовую разлуку, они остались близкими подругами. Самое же важное в спартанке было то, что с ней можно было говорить об Александре. Геро понимала и ценила доверие Таис. Ей, как человеку постороннему и искренне желающему добра, порой было проще со стороны разобраться в хитросплетениях чужой жизни.
Девушки подружились еще в гетерской школе, куда попали не от хорошей жизни. Геро была спартанкой и жила в Афинах на правах иностранки-метечки. В школе их обеих ненавидели: Таис — за красоту, Геро — за чужеродность. Она была старше Таис на 3 года, раньше начала зарабатывать на жизнь, да и по своей сути лучше подходила к бытию гетеры. Пережив не раз обман и унижения, Геро на собственной шкуре поняла, насколько важно гетере иметь надежных друзей-покровителей.
Однажды Геро попала в серьезный переплет: два клиента не только не заплатили за ведение симпосиона, но еще попытались изнасиловать ее. Геро удалось убежать, и оскорбленные негодяи в отместку оклеветали ее, сфабриковали дело и с помощью купленных свидетелей добились того, что третейский суд приговорил спартанку к поочередному сожительству с каждым из них. Зная, как трудно женщине, да еще метечке без гражданских прав, добиться правды, Геро видела единственным спасением для себя бегство из Афин.