Александр Македонский и Таис. Верность прекрасной гетеры

— Ну не так уж глупы твои орлы. Они же не самоубийцы, — ответила Таис рассеянно Птолемей озабоченно взглянул на нее.

— Значит, не так уж глупы, но глуповаты? — продолжал Александр.

— Это я тут единственная глупая, что связалась с вами, — оборвала она неожиданно для всех.

Все оторопели. А Александр с изумлением воскликнул:

— Таинька?! Я тебя первый раз злой вижу!

— Дайте мне быть злой! — Она резко поднялась.

Птолемей попытался ее образумить: «Таис, ты что?»

— Я должна быть всегда хорошей! Всегда! И только хорошей… И ну вас всех! — воскликнула она почти со слезами в голосе. — Проживу одна. — Она обиженно отвернулась и быстро пошла прочь.

Это было странно, смешно и непонятно. «О-о!» — только и смог сказать Александр, и развел руками в знак того, что он ничего не понял, как и все остальные, и это было написано на их лицах. Геро вмешалась:

— Ну что ты, действительно, не в настроении человек.

— А что я такого сказал?! — произнес он эту типично мужскую фразу и посмотрел на нее глазами невиннейшего ребенка.

— Ну, иди следом, что сидишь, иди выясняй! — Геро даже подтолкнула его.

Александр пошел догонять Таис, а компания наблюдала развитие событий издалека. Таис выворачивалась и убегала от него, потом они сели на песок и разговаривали долго, пока не село солнце.

— …То-то ты нервная такая была вчера. Теперь все понятно стало, — Александр закрыл глаза, и по его лицу пробежала гримаса страдания, как при зубной боли.

Таис молчала, потрясенная своим открытием.

— Мне очень жаль, детка, мне так жаль…

Это был приговор. Хотя Таис знала, что он будет таким, понимала, что он не может быть другим, он ранил ее — как же быстро он это сказал!

— А я-то думал, солнце. А солнце — это я, идиот! Девочка моя родная, мне очень жаль… — Он сжал ее руку и смотрел на ее опущенные ресницы с жалким видом побитой собаки.

Таис с тяжелым вздохом наконец подняла глаза на Александра, сокрушенно качавшего головой: «Я так виноват, мало я тебе гадостей сделал…»

— Ты мне делал хорошо, — медленно проговорила Таис. — Я сейчас даже знаю, когда это произошло. На водопаде. Среди лилий. Я почувствовала тогда что-то… необыкновенное. Я почувствовала что-то и вот теперь знаю, что.

— Я ничего не почувствовал. Я голову теряю, когда я с тобой. Мозги последние отшибает.

— Александр, ничего не должно было произойти, и если произошло, это не твоя вина. Прекрати. — Она замолчала на время. — Сейчас я приду в себя… Но до чего глупо, до чего обидно… — Она заплакала. — Я так сильно тебя люблю, что зачинаю вопреки самой сильной отраве, которая только есть.

— Радость моя, ты знаешь, если бы я… Если бы я, — начал он снова, — имел другую жизнь, я бы жил с тобой тихо и счастливо где-нибудь на берегу моря, пас волов, ловил сетью рыбу, и день и ночь делал тебе детей — таких же прелестных, как ты… — Он горько усмехался и сжимал ее пальцы. — Но ведь мы с тобой и в этой жизни счастливы, не так?

— Да, конечно, мы счастливы с тобой в этой жизни, — повторила она и внимательно слушала свой голос. — Просто… я немножко обрадовалась.

— Я тоже немножко обрадовался.

Таис закрыла глаза, и слезы в три ручья потекли по ее щекам.

— Я все понимаю, я сейчас успокоюсь, все правильно. — Она предупредила его движение к ней и примирительным жестом выставила руку вперед. Она знала все, что ей мог сказать Александр, она знала, как он готов изничтожить себя. — Я сейчас успокоюсь, я уже спокойна… Просто все так неожиданно, глупо выяснилось, выбило меня из колеи. Все правильно.

Он все же обнял ее, и на секунду она отдала ему свой дух.

«Если это случится еще раз… не надо ему знать, он так беспощаден к себе. Да, он безжалостен, но прежде всего к себе. Все это, милая Таис, дело житейское. Это — житейское дело. Не надо возводить его в ранг судьбоносных, вселенских событий».

Для убедительности она поцеловала его в губы.

— Ты меня правда не ненавидишь? — спросил он с тем неподражаемым выражением, как когда-то: «Ты пошутила про Афины?»

— Я тебя о-бо-жа-ю!!! — искренне улыбнулась она ему и получила в ответ такую улыбку, от которой можно было зачать еще раз.

На следующий день Таис принесли от Александра записку следующего содержания: «Я решил, что мне необходимо обуздать свою неуемную похотливость, сравнимую разве что с похотливостью кентавров. Я решил наказать себя и не видеть тебя так часто, пока не научусь себя вести».

Ну, замечательно! Этого еще не хватало. Таис поняла, что одинокие ночные рассуждения явно повредили здравому рассудку Александра, и ответила ему следующим: «Этим ты накажешь меня. Разве я заслужила наказание? Если ты не придешь сегодня вечером на наше место, я обижусь навсегда и уйду к другому».