Александр Македонский и Таис. Верность прекрасной гетеры

— Как ты думаешь, это будет смотреться — непрозрачное с прозрачным? Или что-нибудь совсем пестрое?

Таис прыснула с новой силой и схватилась за живот — проглотила смешинку:

— Ты такой смешной…

Александр, сидевший на краю сундука, притянул ее к себе и обнял за бедра, с которых было снято обвинение в узости, за круглую попу и прижался к тем частям тела, которые Таис даже не бралась критиковать.

— Ну, что ты смеешься? — спросил он игриво и нежно.

— Ты же всегда хотел, чтобы я смеялась, а не плакала. — Она сняла диадему с его головы и пригладила волосы. — Мне непонятен подозрительный блеск в твоих глазах, мне не правятся твои мысли, — кокетливо лепетала она сквозь смех и целовала его в горячий лоб и шелковые волосы.

— Неужели не нравятся…

— Стены здесь какие-то голые. Не то что в Египте. — Таис рассеянно повела глазами по сторонам.

— Я прикажу расписать анубисами. Не уходи от темы.

— Какой темы? — подняла она брови самым невинным образом. — Мужчина, о чем вы? — А потом прибавила несколько сумбурно и совсем другим тоном: — Если бы ты знал, какая это радость для меня, что тебе со мной хорошо, какое счастье мне это дает.

Александр поднял глаза и замер на миг, раздумывая, стоит ли опустить ее на землю каким-нибудь ехидным комментарием или расплакаться с нею вместе. За этот миг у него в голове пронеслись десятки вариантов всевозможных ответов как «за», так и «против». Но и Таис знала его достаточно, чтобы понять, о чем он думает. Все кончилось обоюдным счастливым смехом, сопровождавшим их смешные действия в смешной обстановке — сундуков, набитых сокровищами, — оказавшихся не самым удобным местом для занятия любовью, но зато одним из самых веселых.

Стоя на башне, Александр окидывал взглядом рельеф зубчатых стен, черневших на фоне оранжевого закатного неба, всматривался в совершенно плоскую, голую равнину вокруг Вавилона, в шумный город под своими ногами. На улицах копошилась толпа, похожая на цветник: оранжевые, лимонные, малиновые одежды, тюрбаны, под ними лица, потрясающе интересные, характерные. На крышах города шла другая, непохожая жизнь, может быть, еще более типичная, чем на базарах и улицах. Какие строения, нагромождения, переплетения, своеобразие и многообразие красок! Глубокие, как колодцы, переулки казались наполненными тайнами, неожиданными видениями. На перекрестках стояли разукрашенные лавки с украшениями, благовониями, пестрыми тканями, медными кувшинами, подсвечниками, подносами.

Его впечатлял размах, монументальность и красота архитектуры. Круг увлечений царя не ограничивался поэзией, философией и театром; в равной степени его интересовали и технические достижения. Он считал, что жизнь должна быть не только наполнена красотой и духовным содержанием, но всевозможными удобствами, комфортом — должна быть благоустроенной. Поэтому инженеры-механики и строители были у него в таком же почете, как и люди искусства, ибо в его глазах все они являлись созидателями-творцами.

Сейчас же он непременно хотел узнать, как устроены висячие сады — второе чудо света Вавилона. Специалисты объясняли ему принцип и сложную конструкцию террас, скважин-капилляров и подъемных устройств, по которым поступала вода. Он слушал с интересом и соображал быстро, что чувствовалось по его умным вопросам. Для Таис, например, их устройство так и осталось тайной за семью печатями. Сейчас, накануне зимы, в прохладное время с редкими дождями, сады слегка опустели: пальмы и вечнозеленые растения только подчеркивали грустную оголенность лиственных деревьев. А вот розы — прекрасный цветок Афродиты, Астарты и Иштар — цвели!

— Наверняка здесь изумительно весной, — мечтательно заметила Таис.

— Зато сейчас не жарко, — буркнул менее романтично настроенный Гефестион.

Он был не в духе. Из-за Александра, из-за кого же еще. Из-за ерунды, конечно, но она его задела. Опять задела, хотя он столько раз клялся себе, что не будет обращать внимания. Действительно, не из-за чего! Вчера, приглашенные на обед к Таис, они с Александром застали спящего там после ночной смены Птолемея. Картина вполне привычная — у Таис вечно кто-то отсыпался или отъедался. Пока Таис хлопотала на кухне, Александр решил пошутить. Он прилег к Птолемею и стал его, спящего, тискать и ласкать, пока не разбудил. А потом наслаждался дурацким выражением лица вечно корректного, а сейчас смущенного Птолемея.

— Скажи, Птолемей, я сильно рисковал? — проникновенным тоном спросил Александр.

— Да ну тебя! — огрызнулся Птолемей и рассмеялся. — Чего ты ко мне пристал?

— О! Вот как мы обернули дело: он ко мне первый пристал! — пролопотал Александр женским голосом.

— Вас нельзя оставлять одних! — вмешалась вошедшая Таис.

— Да, такие мы ребята, дикие горцы, — задорно ответил Александр.

— Давайте, дикие, к столу.

Ну, что, собственно, произошло? Ничего. Просто шутка.

На следующий день вечером Александр буквально ворвался к Гефестиону и, не здороваясь, строго спросил его:

— Ты мне ничего не хочешь сказать?!

Гефестион от неожиданности подскочил и недоуменно уставился в холодные глаза Александра.