Александр Македонский. Сын сновидения

А как объяснить, что Перитас, зверь, способный одним движением челюстей перегрызть кабанью берцовую кость, томился без еды, часами пролеживая на дороге, по которой скрылся его хозяин?

А Лептина, эта девчонка, вытащенная из кошмара Пангея, — она каждый день приготавливала Александру ванну и стелила постель, словно он должен с минуты на минуту приехать. И ни с кем не разговаривала.

Филиппа также начали тревожить отношения с Эпирским царством, подрываемые Олимпиадой. Она все еще оставалась там, рядом с молодым монархом, ее братом. Злоба могла толкнуть царицу на все, лишь бы насолить мужу, расстроить его планы, как политические, так и семейные. Эпирский царь Александр оставался Филиппу другом, но определенно он искренне переживал за своего племянника, изгнанного и скитающегося в землях варваров. Требовалось привязать его к трону в Пелле более крепкими обязательствами и отрезать царицу с ее вредоносным влиянием. Это было единственным решением, а времени для его исполнения почти не оставалось.

Однажды Филипп послал за своей дочерью Клеопатрой — последней представительницей его первой семьи.

Царевна была во всем блеске своих восемнадцати лет, с огромными зелеными глазами, длинными отливающими медью волосами и телом олимпийской богини. И не было ни одного знатного македонянина, кто не мечтал бы получить ее в жены.

— Пришло время выдать тебя замуж, доченька, — сказал царь.

Клеопатра повесила голову.

— Наверное, ты уже выбрал мне мужа.

— Да, — подтвердил Филипп. — Это будет Александр Эпирский, брат твоей матери.

Девушка ничего не сказала, но было видно, что она не так уж огорчена решением отца. Ее дядя молод, красив и доблестен, его уважают подданные, а характером он напоминает ее брата Александра.

— Ты ничего не скажешь? — спросил царь. — Может быть, ты ожидала кого-нибудь другого?

— Нет, отец мой. Я прекрасно знаю, что должна следовать твоему выбору, и потому никогда не думала ни о ком, чтобы не перечить тебе. Лишь одно я хотела бы спросить у тебя.

— Говори, дочь моя.

— Мой брат Александр будет приглашен на свадьбу?

Филипп резко отвернулся, словно от удара.

— Твой брат больше для меня не существует, — проговорил он ледяным тоном.

Клеопатра разразилась слезами.

— Но почему, отец? Почему?

— Ты сама знаешь почему. Ты была там. Ты видела, как он унизил меня на глазах у представителей всех греческих городов, перед моими стратегами и вельможами.

— Отец, он же…

— Не смей защищать его! — закричал царь. — Я послал его учиться к Аристотелю, я пригласил Лисиппа изваять его образ, я отчеканил монету с его изображением. Ты понимаешь, что это значит? Нет, дочь моя, оскорбление и неблагодарность были слишком велики, слишком велики…

Клеопатра рыдала, закрыв лицо руками, и Филипп хотел было подойти к ней, но, не желая еще больше расстраиваться, остался на месте.

— Отец…— снова попыталась заговорить девушка.

— Не защищай его, сказано тебе!

— А я буду! Я тоже была там в тот день и видела, как моя мать побледнела, глядя на тебя, когда ты, пьяный, положил руки на грудь своей молодой жене и гладил ее живот. И Александр видел это, а он любит свою мать. Может быть, он должен вышвырнуть ее из своей жизни, как ты?

Филипп в ярости воздел руки к небу.

— Это все Олимпиада! Это она настроила тебя против меня! Что, не так? — взревел он, побагровев от гнева. — Вы все против меня, все!

Клеопатра упала к его ногам и обняла колени:

— Это неправда, отец, неправда, мы лишь хотим, чтобы ты опомнился. Конечно, Александр был опрометчив. — При этих словах Филипп как будто немного успокоился. — Но как ты не понимаешь? Даже не пытаешься понять! Как бы ты поступил на его месте? Если бы кто-то публично назвал тебя незаконнорожденным? Ты бы не вступился за честь своей матери? Не этому ли ты всегда учил своего сына? А теперь, когда он стал похож на тебя, когда повел себя так, как ты хотел от него, ты от него отказываешься. Ты хотел Ахилла! — продолжала Клеопатра, подняв мокрое от слез лицо. — Ты хотел Ахилла и получил его. Гнев Александра — это гнев Ахилла, отец!

— Если его гнев — гнев Ахилла, то мой — гнев Зевса!

— Но он тебя любит, любит и страдает, я знаю, — вновь зарыдала Клеопатра, заставив отца попятиться.

Филипп, сжав губы, молча посмотрел на нее и повернулся, чтобы уйти.

— Готовься, — сказал он из дверей. — Свадьба состоится через шесть месяцев.

И вышел.

Евмен видел, как царь с мрачным лицом вошел к себе, но сделал вид, будто ничего не замечает, и проследовал мимо с охапкой свитков.

Но потом, когда дверь закрылась, вернулся и приложил к ней ухо. Царь плакал.

ГЛАВА 33

Евмен тихо удалился и направился в свою комнату, расположенную в глубине царского архива. Там он уселся за стол, подперев голову руками, и долго в задумчивости сидел так. А потом принял решение.

Он изъял из архива один кошель, оправил плащ на плечах, провел рукой по волосам и, снова выйдя в коридор, приблизился к кабинету царя.

Набрав в грудь воздуха, Евмен постучал.

— Кто там?

— Евмен.

— Входи.

Секретарь закрыл за собой дверь. Филипп не поднял головы, как будто изучая лежащий перед ним документ.