Александр Македонский: Сын сновидения. Пески Амона. Пределы мира

Он натянул поводья и двинулся в направлении лагеря. Вскоре разведчики предстали перед Неархом и Гефестионом, чтобы доложить о случившемся. Но отблески пожаров на равнине уже можно было различить и из лагеря: горизонт покраснел, как будто на юге занималась заря.

– Урожай находился уже в амбарах – не осталось ни пшеничного, ни ячменного зернышка до самого Вавилона. Нужно срочно сообщить Александру! – воскликнул Гефестион.

Он вызвал гонца и немедленно отослал его в Тир.

Тем временем Александр закончил сборы пожитков и снаряжения, погрузил все на повозки и собрался на следующий день отправиться с побережья к Тапсакскому броду. А поскольку слухи о неизбежном выступлении распространились быстро, собралась многочисленная свита, которая всегда двигалась за войском и во время привалов разбивала свой лагерь чуть поодаль. Это были всевозможные торговцы, проститутки обоего пола, а также девушки из бедных семей, установившие постоянные отношения с солдатами и бросившие свои дома. Немало уже родили красивых детей со смуглой кожей, голубыми глазами и белокурыми волосами.

В тот же самый день, с наступлением вечера, к новому молу причалил македонский корабль и стал выгружать ясеневые и кизиловые древки для копий, сундуки с доспехами и разобранные стенобитные машины. Один из моряков сразу направился в старый город и спросил, где находится жилище Каллисфена.

Он нес на плече мешок, а когда подошел к указанной ему двери, то осторожно и коротко постучал.

– Кто там? – донесся изнутри голос Каллисфена.

Не ответив, человек постучал снова, и историк подошел открыть. Он обнаружил перед собой личность довольно крепкого телосложения, с густой бородой и черными курчавыми волосами. Пришелец поклонился ему:

– Меня зовут Гермократ, я солдат из охраны Антипатра. Меня послал Аристотель.

– Входи.

Во взгляде Каллисфена мелькнуло беспокойство.

Пришелец вошел и огляделся. У него была неуверенная походка человека, проведшего много времени на море, и он попросил позволения сесть. Каллисфен усадил его. Гость сразу снял с плеча мешок и положил на стол.

– Аристотель поручил мне отдать тебе вот это, – сказал он, достав железную шкатулку. – И еще это послание.

Историк взял письмо, продолжая со все возрастающим беспокойством рассматривать необычный предмет.

– Почему так поздно? Эта шкатулка должна была прибыть ко мне уже давно. А сейчас – не знаю…

Он пробежал письмо глазами. Оно было от Аристотеля, зашифрованное и без заглавия. Там говорилось:

Это средство вызывает смерть более чем через десять дней с симптомами, очень напоминающими симптомы тяжелой болезни. После использования уничтожь его. А если не используешь, уничтожь все равно. Ни за что не прикасайся к нему и не вдыхай запах.

– Я ждал тебя год назад, – повторил Каллисфен, с большими предосторожностями беря шкатулку.

– К сожалению, я встретил много препятствий. Мой корабль, гонимый сильным Бореем, многие дни носило по морю, пока не выбросило на пустынный берег Ливии. Я и мои товарищи по несчастью несколько месяцев странствовали, питаясь рыбой и крабами, пока не добрались до границ Египта, где мне сообщили о походе царя в святилище Амона. Оттуда все так же пешком мы добрались до одного порта в дельте, где я нашел корабль, который тоже сбился с курса из-за северного ветра, и наконец я погрузился на борт, чтобы прибыть в Тир, где, как мне сказали, находится царь со своим войском и товарищами.

– Я вижу, ты мужественный и верный человек. Позволь же мне вознаградить тебя, – сказал Каллисфен, засунув руку в кошель.

– Я сделал это не ради вознаграждения, – ответил Гермократ, – но приму немного денег, поскольку у меня ничего не осталось и я не знаю, как мне добраться обратно в Македонию.

– Хочешь есть-пить?

– Я бы охотно что-нибудь съел. Надо сказать, пища на корабле была отвратительной.

Каллисфен положил доставленную ему шкатулку в свой личный сундук, запер его и вымыл руки в тазике, после чего выложил на стол хлеб, сыр, куски жареной рыбы и добавил оливкового масла и соли.

– Как поживает мой дядя?

– Хорошо, – ответил гость и вонзил зубы в хлеб, предварительно обмакнув кусок в масло и соль.

– Чем он занимался с тех пор, как мы виделись в последний раз?

– Он отправился из Миезы в Эги. В ненастную погоду.

– Значит, он продолжает свое расследование, – заметил Каллисфен, словно бы про себя.

– Что-что? – переспросил Гермократ.

– Ничего-ничего, – отозвался Каллисфен, покачав головой. Несколько мгновений он смотрел на своего гостя, который поглощал ужин с исключительным аппетитом, а потом задал еще один вопрос: – Известно что-нибудь об убийстве царя Филиппа? Я хочу сказать, какие слухи ходят по Македонии?

Гермократ перестал жевать и молча опустил голову.

– Можешь мне доверять, – сказал Каллисфен. – Это останется между нами.

– Говорят, что Павсаний сделал это по собственной инициативе.