Александр Маккуин. Кровь под кожей

Добрый жест Маккуина тронул Себастьяна. Он помнил слова Ли, что дает всем только одну попытку. Получалось, что Маккуин нарушает собственные правила. После недолгой паузы разговор повернул в серьезную плоскость. «Помимо всего остального, теперь у меня еще и вирус», – сообщил Ли. «Что?!» – удивился Себастьян. «Да, этот гад меня заразил». Маккуин назвал имя того, кто, по его мнению, заразил его СПИДом. Ли был так расстроен, что не мог продолжать отпуск; позже в тот же день Себастьян и Керри отвезли его в аэропорт, откуда он улетел в Лондон.[836] Для лечения дизайнер обратился в Королевскую бесплатную больницу в Хэмпстеде; некоторое время он принимал противовирусные препараты. За пять или шесть лет до смерти Ли признался родственникам, что у него СПИД. Известие их страшно огорчило.[837]

Хотя положительный ВИЧ-статус уже не был равнозначен скорой смерти, как в восьмидесятых, когда Ли определялся со своей сексуальной ориентацией, несомненно, болезнь внесла свой вклад в психическое состояние Маккуина. Отсюда же, возможно, и желание бежать от действительности с помощью наркотиков. «Он обогатил многих драгдилеров, – считает Арчи Рид, на глазах у которого Маккуин регулярно тратил на наркотики по 600 фунтов в день. – Он способен был сделать три коллекции за день отчасти из-за кокаина – в нем как будто что-то открывалось. Но одновременно кокаин и лишал его чего-то важного. Скоро у него началась паранойя».[838] Когда Ли бывал с друзьями, он часто пел: «Паранойя тебя погубит», и, хотя он только шутил, слова оказались пророческими.[839]

Модельер Ролан Муре говорил Плам Сайкс: проблема Александра в том, «что он любит отходняк после наркотиков, потому что это состояние такое темное. Он не бросал наркотики не из-за приходов, а из-за ломки».[840]

Поклонники вещей от Маккуина обожали его темную эстетику, однако они понятия не имели о том, какие полчища демонов его одолевали. В августе 2003 года редактор Vogue Александра Шульман, редактор Dazed & Confused Рэнкин, Марк Родол из Ministry of Sound и дизайнер Освальд Боатенг назвали линию одежды Alexander McQueen «самым крутым брендом в мире», отдав ему пальму первенства по сравнению с такими марками, как Bang & Olufsen, Agent Provocateur, галерея Тейт и Ducati. 25 сентября Ли снова назвали лучшим дизайнером года. Один очевидец, находившийся в зрительном зале, вспоминает: когда Памела Андерсон вручала ему приз «и все решили, что трудно найти более косноязычную особу, чем красотку из «Спасателей Малибу», на сцену вышел Александр Маккуин, только что названный лучшим дизайнером года. По сравнению с его благодарственной речью… неандерталец показался бы Джоном Гилгудом».[841] Дизайнер Джефф Банкс не согласился с решением коллег; по его мнению, лучшим надо было назвать Джулиана Макдоналда. «Вещи Александра Маккуина немного похожи на новое платье короля, – сказал он. – По моему мнению, их совершенно невозможно носить, и они плохо продаются. Но за ним стоит спонсор – крупная итальянская компания, и все проголосовали за него только потому, что он в моде».[842]

Критические рецензии появились в избытке после показа следующей коллекции Маккуина, Deliverance («Раскрепощение»), который прошел 12 октября в парижском зале Ваграм, бывшем дансинге. Дизайнер, вдохновленный фильмом Сидни Поллака 1969 года «Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?», посвятил шоу теме танцевального марафона. Фильм, действие которого происходит в Лос-Анджелесе периода Великой депрессии, заканчивается тем, что измученная и подавленная конкурсантка Глория, которую играла Джейн Фонда, просит своего партнера Роберта (Майкл Сарразин) пристрелить ее, что он и делает. На допросе в полиции он произносит: «Загнанных лошадей пристреливают, не правда ли?», вспоминая раненую лошадь, убитую у него на глазах, когда он был ребенком.

Показ проходил под механический голос из динамиков: «Они должны двигаться, они должны все время танцевать». Посыл коллекции был ясен. Она отражала стресс, с которым столкнулся дизайнер как в работе, так и в личной жизни. «По ходу представления проигравшие выбывали, замирая. Костюмы были расшиты лоскутами или оказывались разорванными в клочья», – писала журналистка New York Times.[843]

Зрители приняли коллекцию восторженно, однако Колину Макдауэллу показалось, что социальный реализм танцевального марафона не сочетается с лежащими в основе показа капиталистическими идеями. Эксплуатация именно такой темы «как средства для продвижения крайне дорогой одежды, показалась мне шокирующей… Что дальше? Холокост? А что такого – прекрасная возможность вернуть в моду вещи в полоску. Не смейтесь: такое возможно. Сегодняшний мир моды настолько жесток и нечуток, что готов принять все что угодно, лишь бы это было снабжено правильным дизайнерским лейблом».[844]