Александр Матросов

серой рассветной мгле комбат Афанасьев, комроты Артюхов и его связной Матросов увидели за поляной в заснеженных кустарниках холмы дзотов и густо нагроможденные на опушке Черной рощи снежные глыбы, имеющие форму треугольников, обращенных острием к поляне. Эти сооружения, видно, были выложены из снега и, облитые водой, обледенели. Правее, где разведгруппа была в ночном поиске, таких сооружений не было. Афанасьев разгадал их назначение. За этими неуклюжими глыбами находились огневые точки. Разведчики донесли, что дзоты были и перед деревней Чернушки.

Кругом стояла зловещая тишина. Противник или еще не заметил передвижения наших подразделений, либо заметил, но выжидал выгодной для себя минуты, чтобы разом обрушить огонь всей своей лесной крепости на наших людей.

Комбат Афанасьев недовольно хмурился: батальону приказано взять деревню Чернушки с ходу на рассвете; уже начинало светать, а пушки застряли где-то в болоте и не все подразделения еще вышли на исходный рубеж. Время может быть упущено, медлить нельзя ни минуты. И комбат принимает смелое, рискованное решение: напасть на противника внезапно, стремительно ворваться в Черную рощу, затем подавить с тыла расставленные на опушке рощи огневые точки противника и двигаться дальше, к деревне Чернушки.

Автоматчики, готовые каждую секунду вступить в бой, тихо и настороженно двинулись за боевым охранением вперед по узкой поляне, а за ними потянулись другие подразделения. Чтоб лучше руководить боем, с автоматчиками идет и Афанасьев. Идти трудно. Ноги увязают в глубоком нетоптаном снегу. Невзначай можно напороться на минное заграждение. А комбат молча машет рукой, торопит: «Скорей, скорей!»

Люди ускоряют шаг. Автоматчики, пересекая поляну, уже подходят к кустарникам.

Вдруг впереди лихорадочно застучал пулемет, взвилась ракета, заливая поляну бледно-зеленым мертвенным светом. И сразу кругом поднялся оглушительный грохот. Частые ослепительные вспышки возникали кругом; пули, осколки мин и снарядов, трассирующие пули, казалось, летели со всех сторон.

Фашисты, видно, не ждали наступления на этом участке фронта, защищенном многокилометровыми лесами и болотами, и подняли тревогу лишь в тот момент, когда автоматчики приблизились к дзоту. Зато теперь ошалело заработала вся сложная система огня. По вспышкам было видно, что ожили и неуклюжие ледяные треугольники.

Где-то совсем близко послышались возгласы:

— Ауфштеен![24] — приказывал один голос.

— Цетер! — взвизгивал другой. — Цетер! О, майн готт, цетер![25]

Третий командовал:

— Цу мир!.. Фор! Фор![26]

— Скорей! Скорей! — уже кричал комбат Афанасьев. — Ура-а!

И многоголосое «ура» смешалось с грохотом взрывов. Автоматчики ворвались в Черную рощу.

Огонь усиливался с каждой минутой, особенно бушевал он позади вышедших на поляну подразделений. Тут, на болотной низине, не было траншей и обычного расположения боевых порядков противника. Судя по огню, вдоль поляны полукругом густо насажены дзоты и снежными глыбами возвышающиеся треугольники, из-за которых били пулеметы.

Командир батальона быстро разгадал замысел врагов. Отсечным огнем они хотели отрезать путь к отступлению и уничтожить подразделения, вырвавшиеся вперед.

Комбат приказал командиру роты автоматчиков Артюхову быстрее втягиваться в рощу, расширяя ворота прорыва, а сам со стрелковой ротой стал продвигаться рощей направо, чтобы потом развернуть для боя выходящую на поляну часть батальона.

Оставшаяся группа во главе с Артюховым быстро приняла боевой порядок.

Матросов бегал по роще и поляне, передавая приказания Артюхова командирам взводов, минометчикам. Раньше он много думал и готовился к опасности и преодолению страха. После ночного поиска он уже считал себя обстрелянным, бывалым. Но здесь в первые минуты его снова потряс оглушающий грохот боя, и было опять так страшно, что подкашивались ноги и сами несли в сторону. Гулкое лесное эхо многократно повторяло каждый звук, а винтовочный выстрел казался пушечным. Зловеще свистя, все чаще пролетали снаряды, от взрывов которых, как живая, вздрагивала земля, часто рвались мины, огненными разноцветными струями проносились трассирующие пули. Но теперь Матросов увидел, как хладнокровно работали в бою, именно работали, бывалые солдаты, и овладел собой.

— Оглушай «лимонкой» и выковыривай их оттуда! — кричал кому-то Кедров неузнаваемо строгим басом, окружая с группой автоматчиков один из треугольников, и голос его звучал властно, по-хозяйски.

Лицо Матросова стало напряженным, брови гневно сдвинулись, глаза глядели зорко. Он следил за каждым движением командира роты, готовый в любую секунду выполнить его приказания. И когда вел по гитлеровцам огонь из автомата или бросал гранаты, боялся, как бы не проглядеть какой-нибудь жест, сигнал Артюхова.

Автоматчики отбивали треугольники один за другим и втягивались в рощу. Все понимали: в этом жестоком бою они сами хозяева своей судьбы. Смерть можно победить только хладнокровием и стойкостью. И люди дрались упорно и сосредоточенно.