Александр Михайлович Ляпунов

Демидовское имение Гремячий хутор располагалось на границе Нижегородской и Симбирской губерний. Хозяин имения Платон Александрович происходил из того знаменитого рода, начало которому положил Демид-кузнец, основатель уральских заводов. Женат он был на Ольге Владимировне Даль, дочери известного литератора и составителя словаря живого великорусского языка. Было у них пятеро детей — три дочери и два сына. В Гремячем частенько гащивали соседи из окружных имений, наезжали из города родственники и близкие. Ляпуновы даже не подозревали, какое ожидает их обширное общество и какие предстоят им необычные для деревенской глуши развлечения.

На хуторе Гремячем тоже далеки были от ясного сознания того, каких гостей посылает им судьба. Кое-что уже слышали Демидовы о племянниках Сергея Александровича, да еще недавние отзывы одной молодой родственницы разожгли их любопытство. Поэтому, когда вышли братья из экипажа, их встретили нескрываемым интересом. И без того сдержанные и замкнутые Ляпуновы еще больше посуровели от общего назойливого внимания к их персонам. Плечом к плечу прошествовали они в дом, высокие, хорошо сложенные, черноголовые, с густыми отросшими бородами. Их строгие лица и сосредоточенные взгляды разительно выделялись на фоне общего веселья и оживления. Новоприезжие неминуемым образом должны были произвести сильное впечатление на местное общество, в особенности на провинциальных барышень. Сохранившиеся записи некоторых представителей семейства Демидовых свидетельствуют о том, сколько поражены были они появлением новых гостей.

Вечор в доме уже кипела шумная суматоха настоящего бала, к которой не примкнули душой лишь братья Ляпуновы, сохранявшие в толпе гостей свою особность. Но все ж держались они теснее компании младшего поколения Демидовых, существ более живых и веселых, нежели остальная публика. Когда сгустились летние сумерки, ближние гости разъехались по своим усадьбам, а дальние остались ночевать в доме и флигелях. На другой день все общество соединилось вновь, и веселье продолжилось. Появились и трое отшельников-молчальников, как окрестил кто-то Ляпуновых. В зале готовили какие-то затеи младшие Демидовы, а братья, не желая мешаться в них, уединились на балконе. Вдруг из комнаты донеслась музыка, в которой Сергей сейчас признал вступление к хору из оперы «Евгений Онегин». Ту же секунду впрыгнул он через окно в комнату и в удивлении стал слушать исполнение местных певцов. Следом появились в зале Александр и Борис. Впервые на лицах братьев обнаружились следы внутреннего движения.

Александр с Борисом остановились у балконной двери, а Сергей поместился возле этажерки и, слушая пение, рассеянно перебирал лежавшие на ней нотные тетради. Когда смолкли аплодисменты, протянул он старшей дочери Демидовых Ольге, в которой угадал главную солистку, выбранные им ноты и попросил спеть. Сам же уселся за рояль. Ольга исполнила под его аккомпанемент два романса: «Жаворонок» Глинки и «Колыбельную» Балакирева. И тут уж присутствующие все разом насели на Сергея, предлагая сыграть что-нибудь. В комнате зазвучал излюбленный Сергеем балакиревский «Исламей». Потом, уступая дружному напору Демидовых, сыграл он некоторые свои пьесы.

Будто сломался какой-то барьер, отделявший Ляпуновых от всех остальных, и завязался живой, непринужденный разговор о музыке. Выяснилось, что Ольга, которой исполнилось 17 лет, брала ранее уроки пения в Москве и теперь весьма энергически направляла музыкальную жизнь обитателей хутора. Из старших и младших членов семьи, а также из ближайших родственников образовала она хор, с которым разучивала песни и отрывки из опер. Но в репертуаре его преобладали зарубежные композиторы, с русской музыкальной школой Демидовы были плохо знакомы.

— Везде одно дело, — с сожалением проговорил Сергей, — везде в России мало дают цены русской музыке.

— Но разве она существует в таком развитии, как немецкая или итальянская музыка? — удивилась одна из дам.

— Это столько считали верным, что позабывают ныне называть имена Мусоргского, Бородина, Балакирева, Римского-Корсакова, Кюи, — иронически ответствовал Сергей. — Впрочем, ваши заблуждения кажутся мне простительнее злонамеренного упорства некоторых консерваторских профессоров.

— А по какому отделению оканчиваете вы консерваторию? — поинтересовался кто-то из гостей.

— По двум специальностям: игре на фортепиано и теории композиции.

— Вы непременно должны взять руководство нашим музыкальным просвещением и рекомендовать нашему хору сочинения, какие почтете нужными, — молящим голосом сказала Ольга.

К ее просьбе тут же присоединились оба младших брата и другая сестра. Лишь четырнадцатилетняя Евгения стояла рядом, склонив голову и не произнося ни слова. Но именно ее потупленный взор следил украдкой Сергей. Была она удивительно яркой внешности цыганского типа: смуглое лицо, густая черная коса, черные брови.