Александр Невский

А ударного мощного клина более не существовало. Упершись в крутой обрыв, он разбился, сплющился, распался на две плохо организованные группы, которые цепко держали новгородские дружинники. Уцелевшие ополченцы во главе с Буслаем тут же навалились на них снова, в ход пошли багры, крючья, топоры да ножи-засапожники Рыцарей стаскивали с седел, резали сухожилия их лошадям, прыгали на крупы позади всадников, хватали их и вместе с ними падали на окровавленный лед, и нет слов, чтобы описать всю ярость и жестокость этого побоища.

Вначале организованнее всех сопротивлялись кнехты. До сей поры они сплоченно бежали внутри клина, лишь изредка, если удавалось, завязывая скоротечные бои в разрывах рыцарского строя Теперь, когда этого строя не стало, кнехты, огородившись щитами, образовывали островки сопротивления, защищаясь стрельбой из луков и не пытаясь спасаться бегством. Кажется, они первыми поняли, что ливонцы потерпели поражение, и выжидали сейчас, когда угаснет ярость, чтобы сдаться победителям на милость.

Но рыцари продолжали сопротивляться упорно и умело, то ли из гордого чувства собственной избранности, то ли просто потому, что понимали, сколь опасно отступать по льду, подставляя противнику беззащитную спину. Умело отбиваясь от ливонских мечей и нанося мощные ответные удары, князь Александр ни на миг не упускал из виду сражения в целом. Он не мог увидеть всего, находясь в центре схватки, но по реву и звону битвы, по скученности воинов отчетливо представлял себе общую картину Голова «свиньи» была практически отрезана, не могла уже выбраться из капкана и повлиять на дальнейший ход битвы, но еще вполне боеспособная огромная масса центра не утратила пока возможности развернуться, прорваться, выставить заградительный отряд и под его прикрытием организованно отойти к Соболиц-кому берегу.

– Савка!… – закричал он, не оглядываясь, понимая, что верный оруженосец прикрывает сейчас его левое плечо. – Скачи к Олексичу! К Олексичу!… Пусть загнет свое крыло и отрежет рыцарям отход!…

Савка помчался, ища кратчайший путь меж остервенело сражающимися группами. Он сумел прорваться, передал Гавриле приказ Невского, от него тут,же поспешил к Мише Прушанину, но пересечь поле битвы вторично ему не удалось. Может быть, поторопился, может быть, понадеялся на удачу, может быть, не успел увернуться, а только тяжкий тевтонский меч нашел его незащищенную спину…

В невероятной сумятице решающей рукопашной схватки Гаврила Олексич все же умудрился исполнить приказ Невского и закрыл рыцарям отход к Со-болицкому берегу. И вовремя: они начали отступать по знакомому пути, но вразброд, без команды, стихийно, и новгородской дружине Олексича удалось повернуть их в иную сторону. В глубину озера, в обход дружинников Миши Прушанина. Миша увидел в панике отходящих ливонцев и бросился наперехват, вскочив на потерявшего седока ливонского коня и далеко опередив своих дружинников. И здесь удача изменила неистовому новгородскому воеводе: с разбега он не сумел отвернуть чужого коня от прямого удара мечом. Жеребец упал вместе с всадником, и Мишу Прушанина втоптали в лед копыта тяжелых рыцарских коней…

Это заметил Сбыслав и помчался на помощь вместе со своими уцелевшими дружинниками из передового заслона. За ними с яростным ревом бежали новгородцы, ослепленные неистовой жаждой мести. Сбыслав первым доскакал до раздавленного безды-ханного друга, спешился, упал на колени, поднял окровавленную голову…

– Вдогон!… – прокричал кто-то рядом.

Подле остановил коня радостно возбужденный князь Андрей с мечом в руке.

– Мишу убили…

– Вдогон, Сбыслав! Мише уже не поможешь!…

Паническое бегство охватило всех ливонцев. Уносили ноги из кровавой сечи рыцари, нещадно понукая коней. Кони скользили, часто падали, и тогда на неуклюжего спешенного рыцаря скопом бросались новгородцы. Бежали кнехты, побросав щиты и луки, без сопротивления подставляя беззащитные спины, но новгородцы на них не разменивались. Их яростной целью были только рыцари, и в этом преследовании пленных они не брали.

Отрезанные от ближайшей до спасительного противоположного берега дороги, ливонцы просто стремились уйти подальше от ярости победителей, поэтому и убегали в неведомую им сумрачную даль огромного ледяного пространства. Бежали они вразнобой, каждый сам по себе, но при этом инстинктивно старались держаться вместе, поближе друг к другу. Не для обороны – они о ней уже не думали, – а из страха перед неизвестностью, из боязни заблудиться, а то и потеряться в сумрачных и безмолвных ледяных просторах.