– Кирдяш?… – Ярослав, багровея, поднимался из-за стола. – Не ты ли, холоп, на меня, своего господина, дрыном замахивался?…
– Что было, то быльем поросло. А нынче я – казак, вольный человек, командир личной охраны Орду-хана, князь Ярослав.
Все это молодец выпалил с вызовом и дерзкой насмешкой, словно заранее готовился произнести именно эти слова и именно так, как произнес.
– Убавь голос, не с равным говоришь, – негромко, но очень весомо сказал Сбыслав. – Говори, что велено, и убирайся.
Кирдяш посмотрел на молодого боярина с княжеской цепью во всю грудь и неожиданно улыбнулся:
– Никак Сбыслав? Тебе – особый поклон от Чогдара. – Поклонился, вновь оборотился к Ярославу: – Воевода прав, прости мою дерзость, великий князь. Чогдар велел передать тебе, чтоб ты поторопился в Золотую Орду. Это очень важно, так он сказал.
– Все? – грозно спросил Ярослав, все еще ощущая глубокую обиду.
Есаул поклонился с куда большей почтительностью-
– Дозволь личную просьбу, великий князь
– Нет!
– Дозволь ему, отец, – тихо сказал Невский. – Ты же сам разрешил добровольную запись в татарские войска. Вот он и записался, и отвагой в битвах завоевал и чин, и волю. Так, Кирдяш?
– Так оно и было, князь Александр Ярославич. И еще – награда от Орду-хана. – Сотник достал из-за широкого татарского пояса замшевый мешочек, встряхнул: тяжело звякнуло золото. – Дозволь мне выкупить у тебя, великий князь, отца и мать, брата и сестру. Если посчитаешь, что золота здесь мало, буду твоим должником.
– Отпусти их без выкупа, отец, – сказал Александр. – Храбрость золотом не измеришь.
Ярослав угрюмо молчал.
– Отпусти, – умоляюще вздохнул Сбыслав. Ярослав быстро глянул на него и неожиданно улыбнулся-
– Отпускаю на полную волю.
– Благодарю тебя нижайше, великий князь. – На сей раз Кирдяш отдал полный поклон, коснувшись пальцами пола Выпрямился, широко, счастливо улыбнулся. – Вечный должник твой, Ярославич!…
И вышел. Все заулыбались с радостным облегчением, а Невский сказал:
– Не будем же множить врагов, но будем везде искать союзников. И воспрянет Русь1…
Александр уезжал на утренней заре, а потому и пир рано кончился. Разошлись по покоям, но задолго перед рассветом Невского внезапно разбудил отец.
– Не спится? – улыбнулся Невский. – Мне тоже. Верно мы сделали, отец, когда дозволили смердам-язычникам в татарские добровольцы записываться.
И Церкви облегчение, и нам проще, и… им попросторнее. Собственной отвагой теперь жизнь свою устраивают. Как Кирдяш.
Не об этом он думал, не о добровольцах-язычниках. В полудреме то и дело возникало перед ним одно видение: девушка в белой, плотно облегающей тело рубахе, выходящая из воды. Васса… Но отец озабоченно молчал, вздыхал, хмурился и на слова сына не обратил внимания.
– Не вставай, не вставай. – Ярослав присел на ложе, уронив руки меж колен. – Всю ночь не спал, молился, у Господа совета спрашивал. И – решился.
Великий князь замолчал. Александр с тревогой посмотрел на него:
– Что с тобой? Худо?
– Худо, – тотчас же согласился Ярослав. – До чего же тяжко мне тайну свою великую в душе носить. А тут – расстаемся. Когда свидимся, один Бог знает, да и свидимся ли вообще…
– Ну что за мысли, отец. Сказал, что приеду.
– Не перечь мне, Александр, не надо. Тебе как старшему все скажу, а ты сам решишь, что с тайной этой делать, ежели не суждено мне будет вернуться. А до того никому не говори, никому. Запрещаю.
– Все исполню, – тихо сказал Невский, почувствовав, что отец его серьезен сейчас, как никогда.
Великий князь помолчал, борясь в душе с последними сомнениями. А потом спросил вдруг, глядя в пол:
– Сбыслав на Андрея похож?
– Очень, – Александр улыбнулся. – Прямо как брат родной, все заметили.
– А он и есть брат. И твой, и Андрея. Он – мой сын. От Малаши, невесты Яруна. Я силой увез ее.
И наступило длительное молчание. Ярослав испытывал тревожное облегчение. Будто сбросил камень с души, а вот куда сбросил, было пока неясно. А Невский, ощутив огромную, жаркую радость, быстро опомнился, и жар этот радостным крупным потом выступил на лбу.
– Сбыслав об этом знает?
– Нет. Знали трое, но Ярун погиб, а Чогдар далеко. Да и не скажет никогда: он Яруну, побратиму своему, клятву дал. Знаем теперь об этом только мы с тобой, Александр.
– И никто не должен больше знать, – жестко сказал Невский. – Никто, ни одна живая душа. Я сейчас же уеду, не хочу со Сбыславом встречаться, трудно мне. Ты уж прости.
И стремительно вскочил с ложа.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Александр уехал спешно, еще до рассвета, наспех перекусив. Великий князь был растерян и подавлен, понимал и в то же время не хотел понимать сына, но не перечил Странно, но после Ледового побоища он вообще перестал ему перечить. Даже в мелочах. Будто поменялся с сыном прожитыми годами.