Александр Невский и история России

Известно, что раннее творчество Семирадского формировалось во многом под влиянием немецкого художника Карла, фон Пилоти, автора многофигурных исторических полотен. В мюнхенской мастерской Пилоти Семирадский занимался в первый год своего пребывания за границей в качестве пенсионера Петербургской Академии. Эффектность композиции, живописность, мастерское изображение антуража и исторических деталей - все эти главные качества полотен Пилоти можно найти и в произведениях его русского ученика. Вместе с тем некоторыми своими чертами произведения Семирадского остались прочно связанными с традициями отечественной академической школы.

Для воплощения на стене храма специальной Комиссией были отобраны четыре эпизода из жития Св. Александра Невского, признанные ключевыми: посещение князем Александром Ярославичем, одержавшим победу в Невской битве, ставки хана Батыя в Орде; прием князем папских послов Гальда и Ремонта; кончина Александра Невского в Город-це после пострижения в монахи под именем Алексия; чудо при погребении князя в Рождественской церкви во Владимире. Лишь в двух картинах - «Св. Александр Невский в Орде» и «Св. Александр Невский принимает папских легатов» - святой князь выступает центральным действующим лицом, сосредоточивающим на себе все внимание зрителя. Александр Невский у Семирадского - молодой, энергичный, волевой воин и государственный деятель, в облике которого святость может только угадываться. По сути, художник написал не иконы, а исторические композиции, более подходящие для академических выставок, чем для храма. Современниками это было замечено. Особые нарекания вызвала картина «Св. Александр Невский принимает папских легатов». Осенью 1877 года «Санкт-Петербургские ведомости» писали о ней: «Фигура князя необыкновенно толста и антипатична; руки с короткими пальцами, жирные. Своею откинутою назад позою и дюжестью фигуры он напоминает типы: «нраву моему не препятствуй»… Окружающие князя большей частью столь же уродливы и карикатурны в отношении рисунка. Лица не имеют решительно никакого выражения; каждая фигура представляется смотрящей куда ей угодно… Ни одного типа, изображенного сколько-нибудь приличным для картины религиозного содержания и предназначенного для храма, стало быть, для поклонения верующих и молящихся. Зато, взамен, в глаза бросаются целые массы золота, серебра, бархату, драгоценных каменьев и прочей мишуры… Св. Александр Невский представлен утопающим в роскоши, как Нерон в картине «Светочи христианства».5 Действительно, в эскизе, а затем и в картине Семирадский воссоздал довольно малопривлекательный образ упоенного властью государя, демонстрирующего перед прибывшими к нему папскими послами скорее материальную силу, нежели силу своего православно-христианского духа.

Живопись Семирадского, блестящая и эффектная по исполнению, конечно, мало соответствовала задачам православной церковной живописи, призванной, в том числе, создавать у молящихся определенное настроение. Этот недостаток строгости формы и колорита, свойственный вообще большинству росписей храма Христа Спасителя, был в свое время сурово раскритикован. Потребность возрождения пришедшей в глубокий упадок церковной живописи послужила появлению самобытной индивидуальности В. М. Васнецова, выполнившего в 1880-е гг. основную работу по росписи Владимирского собора в Киеве.

Творческая личность Васнецова, сформировавшаяся в среде передвижников, под сильным влиянием идей Ф. М. Достоевского и Л. Н. Толстого, счастливо соединяла в себе гуманизм и глубокую религиозность. Поэтому не случайно, что именно на долю этого художника выпала задача внести решающий вклад в дело возрождения русской церковно-мону-ментальной живописи. Позитивистски настроенные живописцы последней трети XIX века видели в заказах для церкви всего лишь возможность хорошо заработать. И насколько честнее и нравственнее была позиция Васнецова. «Я крепко верю в силу идей своего дела, - писал он В. Д. Поленову, - я верю, что нет на Руси для русского художника святее и плодотворнее дела - как украшение храма - это уже поистине и дело народное, и дело высочайшего искусства… Я не отвергаю искусство вне церкви - искусство должно служить всей жизни, всем лучшим сторонам человеческого духа - где оно может - но в храме художник соприкасается с самой положительной стороной человеческого духа - с человеческим идеалом».6