Исследователь свидетельствует: «Никаких подробностей об этих переговорах в источниках не сохранилось. Однако результаты их, сказавшиеся в непродолжительном времени, позволяют догадаться об их содержании…»[356]
Очевидно, после той тяжелой встречи Даниила с Батыем, о которой мы уже упоминали выше, Галицкому князю было важно упрочить мир хотя бы на своих западных границах, со стороны Польши и Венгрии. Кроме того, в случае согласия на церковную унию с Римом, Ватикан обещал помощь против татар. И, возможно, лишь на время, лишь по военно-политической целесообразности, Даниил решился принять ее. Увы, сознание глубинного предательства, заключавшегося в этом шаге, князя не остановило. Главными условиями своего согласия на подчинение Святейшему престолу Даниил Галицкий выдвинул лишь требования, во-первых, возвращение тех южнорусских земель, которые были уже захвачены Польшей и Венгрией, а во-вторых, право сохранить обрядность греко-православной церкви…Разумеется «отеческое благословение» Иннокентия IV не заставило себя ждать. В августе —сентябре 1247 г. курия официально оформила присоединение Галицкого князя к Римско-католической церкви. Буллой от 12 сентября 1247 г. «Etsi proponamus» Иннокентий IV провозгласил принятие «Галицких князей и их семейств, а также всякого их владения и имущества, как движимого, так и недвижимого», «под покровительство св. Петра и папы»[357]
. Но примечательно, что уже в специальной булле «Cum a nobis» на имя Даниила и Василька от 27 августа 1247 г., папа, вроде бы идя навстречу «справедливым просьбам о возвращении владений, земель и другого имущества, перешедшего к ним по наследству… которое другие государи неправедно удерживают», предоставил Галицким князьям всего лишьМежду тем уже тогда можно было понять, что, добившись подчинения Галицко-Волынской Руси, сделав ей даже некоторые уступки в религиозно-обрядовой сфере, а также без конца восхваляя «новообращенного короля Даниила», более ни на какие реальные действия в поддержку князя Галицкого Рим никогда не пойдет. Например, заседавший еще в начале 1245 г. в Лионе собор католической церкви, рассматривая «татарский вопрос», так и не принял никакого решения об организации помощи русским князьям в борьбе с нашествием. Очень показательно в этом смысле и письмо к венгерскому королю Беле IV, написанное самим Иннокентием IV в 1246 г. Письмо, в котором папа прямо осуждал венгерского монарха за намечавшуюся свадьбу между его дочерью Констанцией и сыном Даниила Галицкого Львом Данииловичем. «Браком с восточными государями, — писал папа, — король оскверняет чистоту христианской веры…»[359]
Двуличие? Двойной стандарт? Что же, значит, надо признать: подобные приемы в отношении Запада к России зарождались уже в те далекие времена.Но если, подчеркнем, Даниил Романович Галицкий этого не понял или понял слишком поздно, то Александр Ярославич Невский знал это хорошо, на полях сражений не раз имевший возможность убедиться в подлинных намерениях западных «благодетелей», прикрывающихся знаменем креста. И, хотя положение у него складывалось отнюдь не более легким, действовал он совсем иначе.
Зимой 1245/46 г. старый князь Ярослав Всеволодович последний раз приехал в золотоордынскую столицу Сарай, вызванный туда под предлогом утверждения его на великокняжеском престоле. Однако, как уже отмечалось выше, он был прямым ставленником хана Батыя, и это вызывало большое недовольство в общеимперской столице Каракоруме: там хотели иметь своего собственного ставленника на Руси. Историки свидетельствуют: в Каракоруме, при дворе Великого хана Гуюка скрытно действовала придворная партия Великой ханши Огуль-Гамиш и ханши Туракин, которые, отражая взгляды определенной части монгольской знати, не доверяли золотоордынскому хану Батыю. И вот, в 1246 г., когда Ярослав Всеволодович находился в ставке Батыя, Великая ханша добилась, чтобы из Сарая русский князь был немедленно отправлен в Каракорум якобы уже на великоханское утверждение. Требование было жестким, и Ярослав действительно сразу двинулся в путь.