Александр Невский — национальный герой или предатель?

Войдя в шатер, св. Александр подошел к Батыю, который сидел на столе из слоновой кости, украшенном золотыми листьями, поклонился ему по татарскому обычаю, т. е. четырехкратно пал на колени, простираясь затем по земле, и сказал: «Царь, тебе поклоняюся, понеже Бог почтил тебя царством, а твари не поклоняюся; тя бо человека ради сотворена бысть, но поклоняюся единому Богу, Ему же служу и чту Его». Батый выслушал эти слова и помиловал св. Александра. Трудно установить причину этой милости. Жизнь отдельного человека мало значила для татарских ханов. В их стихийном движении, разрушившем многие царства и сровнявшем с землею города, смерть была обычным, естественным явлением, законом, никого не удивлявшим, никого не занимавшим. Азиатской жестокостью веет от слов Чингисхана, записанных арабом Рашид-уд-Эддином: «Наслаждение и блаженство человека состоит в том, чтобы подавить восставшего, победить врага, вырвать его из корня, заставить вопить служителей их, заставить течь слезы по лицу их…» В жестокости этих слов сквозит уже нечто бесстрастное, глубоко равнодушное перед страданием и смертью отдельного человека. Но наряду с жестокостью в татарских ханах уживалось уважение к храбрости противника. Иногда следствием этого являлось и помилование врага, приходившее частью как прихоть, под влиянием непосредственного ощущения. Так, Батый, казнивший св. Михаила Черниговского, неожиданно помиловал киевского посадника Дмитрия, захваченного в плен раненым после разрушения Киева, «мужества его ради». Так же он помиловал и св. Александра —быть может, за его храбрость, быть может, под влиянием его внешнего облика и внутренней силы. «Рукописное сказание» повествует, что, отпуская от себя св. Александра, он произнес: «Истину мне сказасте, яко несть подобна сему князю»[371].

Тем не менее ярлык на Великое княжение Владимирское хан Батый отдал тогда вовсе не Александру Невскому. В строгом соответствии с русской традицией старшинства, Батый назначил Великим князем брата умершего Ярослава Всеволодовича (а следовательно, родного дядю Александра Ярославича) — Святослава Всеволодовича. Этот новый Великий князь был уже довольно пожилым человеком. Став главой государства, он не внес никаких перемен в распределении княжеских столов: к примеру, за Александром Ярославичем по-прежнему остался Новгород. Но Каракорум не признал этого назначения, сделанного Батыем. И осенью 1247 г. князья Александр и Андрей Ярославичи, повинуясь еще одному вызову из столицы империи, все-таки должны были отправиться из Сарая в Каракорум —по тому самому пути, которым совсем недавно последний раз ехал их отец…

…За четыре месяца, которые братья провели в дороге, в татаро-монгольском правительстве произошли значительные перемены. Скончался Великий хан Гуюк. Императорским престолом всецело завладела умная и властная женщина —Великая ханша Огуль-Гамиш (1248–1251), настроенная резко враждебно по отношению к золотоордынскому хану Батыю[372]. Ей и представили русских братьев-князей через неделю по их прибытии в Каракорум зимой 1247/48 г.

Будучи осведомленной о связях Александра с Батыем, Огуль-Гамиш сочла опасным оставлять в одних руках Киевское и Владимиро-Суздальское княжества. Она разделила их, отдав главный Владимирский «стол» Андрею, не имевшему никакого авторитета и воинских заслуг, а Александру «приказала» Новгород, разоренный Киев, Чернигов и «всю Русскую землю»[373]. Иными словами, Александр Невский, хотя и получил тогда ярлык на управление древним и формально более значимым по старшинству Киевом, но фактически, как князь Новгородский, попал в прямую зависимость от своего брата, утвержденного Великим князем Владимирским, ибо Новгород полностью зависел от Владимиро-Суздальской земли. «Безусловно, — пишет историк, — это коварное решение ханши было продиктовано стремлением поссорить братьев и восстановить против них обоих Батыя». И хотя Батый уже вскоре сам сверг Огуль-Гамиш, но ее решение все-таки успело сыграть свою роковую роль —роль «мины замедленного действия»[374]: вернувшись на Русь, князья Александр[375] и Андрей пошли противоположными путями[376].

Получив от ханши ярлык на Великое княжение Владимирское, Андрей прежде всего выгнал из Владимира родного дядю Святослава[377], даже не устыдившись его старости (Святослав, брат Ярослава Переяславского, наследовал Владимирский престол по праву старшего в роду). А затем с геройской дерзостью, но политически недальновидно решил продолжить сопротивление власти татаро-монгольских завоевателей[378]. Он заключил антиордынский союз с Даниилом Романовичем Галицким, женившись на его дочери[379], а также с другим своим братом —тверским князем Ярославом. Участники новообразованной коалиции начали готовить совместное выступление против татар. Кроме того, Андрей прямо объявил, что заключает «союз со шведами, ливонцами и поляками, с целью избавиться от монголов»[380].