Мудрый князь, ревностный в вере и любивший книги, распространял христианство и просвещение среди своих подданных, строил усердно храмы и монастыри, заботясь об украшении их лучшими византийскими мастерами, об улучшении на Руси церковного пения. При нём были созываемы соборы русских епископов для разрешения вопросов церковного управления. При Ярославе же построены знаменитые храмы Святой Софии в Новгороде и Киеве, и по его же указанию переведены многие книги с греческого языка на славянский, причём при киевском храме Святой Софии было устроено книгохранилище для общенародного пользования. Он заботился об увеличении числа приходов и об обеспечении иереев. При Ярославе жили в Киеве преподобный Антоний Печерский, вернувшийся с Афона после утверждения Ярослава на великокняжеском столе и основавший Киево-Печерский монастырь, ныне лавру, и бывший отрок Бориса святой преподобный Моисей Угрин, который, возвратясь из польского плена, поселился в пещере у святого Антония.
И святая православная церковь окрепла и возвеличилась на Руси в правление Ярослава, прозванного Мудрым.
Умирая, Ярослав завещал своим сыновьям жить в мире. Он говорил им: «Скоро не будет меня на свете; вы, дети одного отца и матери, должны не только называться братьями, но и сердечно любить друг друга. Знайте, что междоусобие, бедственное для вас, погубит землю, а согласие ваше утвердит её».
Но завещание Ярослава не исполнялось его сыновьями, внуками и правнуками, и созданная трудами Ярослава сильная страна, раздираемая междоусобиями, мало-помалу теряла своё могущество. Одолеваемая с запада Польшею, с востока она поддалась татарам и более 200 лет несла татарское иго. Но светильник веры православной, зажжённый на Руси святым равноапостольным великим князем Владимиром, не угасал и согревал надежду на лучшие дни, и эта надежда оправдалась в последующей истории.
Давно уже прошли годы княжения Ярослава. Но и до сих пор жив в памяти народа образ этого князя-печальника, князя-собирателя, князя-просветителя родной страны, известного в истории под именем «Ярослава Мудрого».
Николай Алексеев-Кунгурцев
Брат на брата
1. ПОСЛЕДНИЙ ТЫСЯЦКИЙ
Близился вечер 17 сентября 1374 года.
Краски заката играли на маковках московских церквей.
Было ещё довольно светло, но в келье умирающего старца-монаха Чудова монастыря — полутьма: слишком скупо пропускает свет маленькое, переплетчатое, слюдяное оконце.
Тускло мерцают лампады. К одной из них протянулась рука и затеплила тонкую свечку жёлтого воска.
Огонёк вспыхнул и слегка озарил сырые стены, простые, деревянные, некрашеные лавки и такой же стол. Человек, затепливший свечу, был молод и богатырски сложен; лицо его - красивое, безбородое выражало печаль; но часто в глазах мелькала искорка нетерпеливого ожидания.
Рядом с ним виднелась фигура священника в рясе из бязи и в епитрахили, наклонившегося над старцем с жёлтым морщинистым лицом и седой бородой, которая закрывала грудь. Отходящий в вечность лежал на лавке на подостланном монашеском подряснике, прикрытый монашеской же ряской.
Как ложе, так и вся обстановка кельи свидетельствовали о скудости.
А между тем умирающий мог бы обставить себя со всею роскошью, какая была достижима в то время: у дверей его жилища, обшитых драгоценным алым сукном, стояла бы стража с секирами, тысячи слуг были бы в его распоряжении. Ото всего этого он отказался, стремясь лишь к молитве и уединению, и запёрся в тесной келье, в которой теперь и умирал, лёжа на узкой лавке.
Старец был тысяцкий. Это звание уцелело с того времени, когда славяне жили «вечевым порядком». Граждане выбирали себе начальника, который должен был предводительствовать их народной дружиной. При князьях обязанность тысяцкого потеряла свой смысл, но всё же они, тысяцкие, занимали почётное положение, — быть может, были первыми после князя, — имели своё войско и некоторую власть над гражданами.
Тысяцкого звали Василием Васильевичем Вельяминовым. Он презрел мирскую суету, удалился от власти и света и принял монашество. Однако звание тысяцкого, несмотря на постриг, осталось за ним.
Наследником Василия Васильевича был его сын — Иван, тот самый молодой человек, который затеплил свечу.
Священник был духовник старца, отец Михаил, более известный под прозвищем Митяя, из села Коломенского.
Он только что приобщил больного Святых Тайн, и Василий Васильевич лежал спокойно, недвижный, с закрытыми глазами.
— Умирает? — шёпотом спросил Иван Вельяминов Митяя.
— Кажись, отходит, — ответил духовник и, раскрыв Требник, приготовился читать отходную.
В это время умирающий пошевелился, веки дрогнули и приподнялись. Он уставил мутный взгляд на сына и едва слышно прошептал:
— Ваня!
Иван опустился на колени у отцовского ложа и наклонил голову.
Тысяцкий с величайшим усилием поднял руку и положил на голову сына. Это движение, вероятно, утомило его, потому что он некоторое время лежал молча и переводил дух.
В келье стояла глубокая тишина, прерываемая только глубокими вздохами больного.
Наконец умирающий собрался с силами.