Александр Невский. Сборник

Он бережно развернул письмо, обёрнутое в красную шёлковую ткань, и с низким поклоном вручил хану. Тот приказал толмачу:

   — Прочти.

В письме князь тверской просил о помощи против лютого ворога князя московского, который и против «пресветлого хана злоумышление имеет».

Потом добавлял, что Димитрий Иоаннович не достоин великого княжения, «а почему не будет ли, — писал князь тверской, — милость твоя отнять от него великое княжение и мне, рабу твоему, отдать».

Выслушав письмо, хан ответил;

   — Спасибо конюху моему, князю тверскому, за дань и за покорство. Князя московского я раздавлю, как конь давит змею под копытами. Дары принимаю. О помощи и ярлыке — подумаю. Таков мой сказ. А вам пока жить в Орде и ждать да пить наш кумыс татарский...

Он хлопнул в ладоши и вбежавшим слугам приказал немедленно изготовить юрты для послов и для слуг их и пищу давать со стола ханского.

С этих пор потянулась для Ивана и Некомата скучная жизнь в Орде.

Хан медлил с ответом, а торопить его было нельзя. К тому же он был в это время сильно раздражён и огорчён. Дело в том, что любимый ханский кречет зашиб ногу и заболел. Узнав об этом, хан пришёл в ярость. Старший сокольничий и его помощник были обезглавлены. Вельяминов и Суровчанин видели, как их казнили. Медленно один за другим подходили осуждённые; на их тупых лицах не выражалось страха смерти; с таким же равнодушным видом опускались они на колени и склоняли голову; палач, сильный как бык, одним ударом сабли отделял её от туловища...

Казнь, однако, ничего не поправила. Кречет чах. Каждый день приходил Мамай смотреть на птицу и каждый день всё более мрачным удалялся от юрты, где помещался кречет.

Вельяминов, когда жил в Москве, очень любил соколиную охоту, держал много соколов и хорошо знал, как ухаживать за ними.

Ему пришла мысль попытаться вылечить ханского кречета.

Он спросил разрешения, и хан с радостью согласился.

   — Вылечишь, урус, выбирай любой из моих конских табунов, сколько хочешь овец дам...

   — Я постараюсь. А ежели не удастся, не гневайся.

   — Воля Аллаха, — смиренно сказал Мамай.

Но взглянул при этом так, что Иван Васильевич понял, что при неудаче может поплатиться своей головой.

Он уже начинал каяться, что предложил свои услуги. Но было поздно. Оставалось только положиться на милость Божию и приниматься за лечение.

Ханский кречет был великолепной крупной и сильной птицей с серебристо-белым оперением. Но было ясно, что он очень болен. Крылья бессильно повисли, клюв был открыт...

Вельяминов осмотрел больную ногу кречета и увидел, что кость цела, а вся болезнь происходила от того, что ранка была сильно засорена и воспалилась. Иван Васильевич промыл ранку, наложил на неё мокрую тряпку и завязал. Это повторял он несколько раз ежедневно.

Не прошло трёх дней, как кречет ожил. Он стал принимать пищу, подбодрился.

Было несомненно, что птица выздоравливает.

Грозный Мамай радовался как ребёнок.

Когда кречет окончательно поправился, хан потребовал наконец к себе послов тверского князя.

Он принял их торжественно, в присутствии знатнейших мурз и ханских советников.

Вельяминова удивило то обстоятельство, что Мамай обратился с речью не к обоим послам, а только к одному Некомату.

   — Скажи рабу моему, князю Михаилу Тверскому, — сказал хан Суровчанину, — что я дам ему войско, чтобы он пошёл войной против неверной собаки Димитрия Нарекаю я Михаила великим князем, и мурзы изготовят ему ярлык за моею печатью. А за верность Михайлову посылаю я ему в дар лучшего коня моего и перстень с руки моей... Пусть князь, раб мой, славит Аллаха за милость мою и молится обо мне.

Некомат и Вельяминов земно поклонились.

   — А тебе, мой верный, — обратился хан к Ивану, — я готовлю другую милость. Незачем тебе возвращаться к тверскому князю. Я полюбил тебя и хочу, чтобы ты мне служил. Ты получишь и золота, и коней, и лучшую юрту... Я назначаю тебя моим старшим сокольничим... Рад ли, раб мой, моей милости?

Вельяминов от такой «милости» растерялся и побледнел.

Но отказаться — значило приговорить себя к смерти.

Он распростёрся на ковре и глухо ответил:

   — Твоя ханская воля... Я рад...

Когда через несколько дней Некомат, со слезами расставшись с приятелем, уезжал из Орды, Вельяминов долго смотрел вслед «своим», пока они не скрылись за курганом.

Потом упал лицом на землю и заплакал, как женщина.

XI. НА МОСКВЕ

Не остались тайной для великого князя Димитрия Иоанновича приготовления князя Михаила к борьбе.

У него были при тверском дворе свои люди, и от них он узнал о поездке Михаила в Литву, об обещанной Ольгердом помощи, о посылке Некомата и Вельяминова в Орду и о возвращении первого из них с ханским ярлыком и обещанием Мамая прислать войско.

Димитрий Иоаннович не боялся Твери, но гроза надвигалась с трёх сторон: со стороны Твери, Литвы и Орды. Двое союзников Михаила — Ольгерд и Мамай — были куда страшнее его самого.

Приближалась такая опасность, какой давно не переживало Московское княжество.