Александр Невский. Сборник

Но вот пение смолкло, огонь в шатре погас, месяц в это же время зашёл за тучу. Воцарился мрак и завладел своими слугами. Убийцы бросились к шатру. Откинув его полы, они устремились к постели князя. Путята занёс кинжал, но вдруг между лежащим князем и Путятою появился другой человек. Кинжал попал прямо в его грудь, и защитник Бориса упал у его ложа.

   — Георгий, это ты, верный друг мой? — воскликнул Борис и тотчас же упал от другого удара кинжала.

Убийцы зажгли огонь. Дрожащий пламень светильника осветил два трупа. На полу лежал молодой черноволосый воин, преданнейший отрок Бориса Георгий Угрин, а на постели навзничь — сам князь.

   — Ты прав, Еловит, — проговорил Путята. — Незадача нам с этим делом. Уж моя ли рука не верна! С самого раннего детства меня всегда хвалили за меткость руки; никто лучше меня не убивал кур да поросят. Когда дошло время до людишек, то и они после первого моего удара дух испускали. А тут посмотри: ведь князь-то жив.

   — И впрямь жив, — боязливо и вместе радостно ответил Еловит. — Знаешь, Путята, не добивай его. Отвезём его к великому князю, пусть уж он сам рассудит; может, ещё и смягчится его сердце, и не захочет он брать Каинова греха на душу.

   — Ну что ж, завернём его во что-нибудь да и в обратный путь.

Еловит стал торопливо искать, во что бы завернуть князя. Одеяло было всё залито кровью. Еловит оторвал часть холста, из которого сделан был шатёр, и бережно завернул Бориса. Путята между тем обшаривал шатёр, все найденные драгоценные вещи прятал в карман. Уходя, он заметил на тёмной шее убитого отрока что-то блестящее.

   — Золотая гривна, — пробормотал он, — вот бы и забыл. — Он дёрнул за кожаный ремень, в который была продета гривна, но ремень не рвался и через голову не снимался. Сильным взмахом кинжала отделил Путята голову от туловища, и гривна с ремешком осталась у него в руках.

   — Ну, моё дело покончено, — вытирая забрызганные кровью руки и лицо, сказал Путята, — теперь едем.

Всю дорогу Еловит заботливо оберегал раненого, но старания его оказались напрасны: Святополк, узнав о том, что брат его ещё жив, немедленно приказал своим воинам добить его, что и было исполнено. Убив Бориса, Святополк приказал убить верных его отроков. Из их числа только Моисею Угрину, благодаря ночной тьме, удалось счастливо избегнуть смерти.

VIII

Было раннее утро последнего июльского дня. Туман ещё висел над рекою Волховом, хотя солнце уже золотило верхушки новгородских церквей. В это время к красивому боярскому деревянному терему, стоявшему почти на самом берегу речки, подошёл крепкий и рослый старик с гуслями за плечами, с сумкой на боку и длинным посохом. Собаки подняли лай, но старик ласково заговорил с ними, и собаки, завиляв хвостами, утихли.

К старику подошёл один из холопов:

   — А, это ты, Григорий, — проговорил он. — Откуда так рано?

   — Далече был, издалече иду, принёс вести важные, — ответил гусляр. — А боярин спит ещё?

   — Боярин спит, боярыня тоже, а боярышни только что вышли птицу кормить.

   — Так веди меня к ним.

Боярышни с радостью бросились к Григорию:

   — Здравствуй, старик... Здравствуй, Григорий!

   — Здравствуйте, боярышни. Родители ещё почивают?

   — Почивают. Ты, пока они почивают, сыграл бы нам на гуслях да спел.

   — Теперь не до игры и не до песен. Сходил бы кто в хоромы да приказал поскорей доложить боярину о моём приходе. Больно уж весть принёс важную...

Одна из сестёр пошла в терем, а остальные стали спрашивать старика, какую такую важную весть он принёс.

   — Великий князь Владимир Красное Солнышко преставился, — отвечал он, — и сидит теперь в Киеве на великом столе Святополк...

Вскоре в одном из оконец терема показалась голова боярина Скалы, того самого, которого Ярослав посылал в Киев к отцу с поздравлениями на Светлый праздник.

   — Старче Григорий, добро пожаловать! — крикнул он приветливым голосом.

Войдя в хоромы и поздоровавшись с боярином и боярыней, Григорий сказал им:

   — Ведомо ли вам, что закатилось Солнце Красное земли Русской, что не стало великого князя Владимира свет Святославовича?

   — С нами Бог! — ответили испуганно враз боярин с боярыней.

   — Да верно ли ты говоришь? — продолжал Скала. - Были ведь вести у нашего князя Ярослава от княгини Предславы, да и у меня от Илариона, что здоровье великого князя поправляется...

   — Поправлялось, это правда, ответил Григорий, но потом сразу великий князь занемог, и утром пятнадцатого июля Господь Бог призвал его к себе. Кому быть на великокняжеском столе в Киеве? Не Святополку же, предавшемуся ляхам и латинству! Борис и Глеб — не от мира сего. Им не совладать с хищным зверем Святополком. Так кому же постоять за людей, за землю Русскую, как не Ярославу?!

   — Ия так думаю, - ответил Скала. Кроме Ярослава, некому. Но у нас тут, в Новгороде, время трудное. Да что долго говорить, поедем лучше к князю...

   — Да верно ли ты говоришь, старик? — спросил князь, когда Григорий сказал ему о кончине великого князя.

   — Как перед Богом. Да скоро, верно, и гонцы от Предславы будут у тебя, если только их не задержал в пути Святополк.