Читаем Александр Невский. Сборник полностью

Григорий вышел на дорогу и увидел трёх богатырей, в кольчугах и шлемах, ехавших со стороны Киева. В одном из них он узнал Усмошвеца, в другом — Семёна, а третий был молодой, неизвестный ему человек.

   — Бог в помощь! — крикнул Усмошвец.

   — Здравствуй, Григорий, — громко сказал второй.

   — Бог в помощь! — ответил Григорий. — Но опоздали вы, люди ратные. Стряслась беда великая... Ярослав разбит, и вся дружина его, и вой его, а Скала убит!

   — Да в уме ли ты, старче? — крикнул Семён.

   — Уж если Григорий говорит, — перебил Усмошвец, — значит, верно.

   — Но как же это сталось?

Григорий всё рассказал, как было, заключив рассказ словами:

   — И повелел мне великий князь ехать в Киев и Берестово предупредить князей и Предславу.

Смен и Николай (так звали молодого) несколько раз перебивали рассказ Григория, а когда он кончил, Семён крикнул:

   — А и волчья же сыть, травяной мешок — Болеслав! Да мечом я его...

   — А я палицей, — добавил Николай.

   — Ни мечом, ни палицей вы, хоть и богатыри, ничего с ним не сделаете. А в единоборство с вами не пойдёт он... Надо ехать в Киев, сказать народу, что и как.

   — Да там, поди, одни старики да бабы остались, — вставил Николай.

   — На то, чтоб отстоять Киев, — продолжал старик, — разумеется, надежды мало. Если б была надежда, Ярослав поехал бы к Киеву, а не в Новгород. Но всё же надо спешить к Киеву, надо предупредить Предславу, Илариона и Горисвета.

И они все вместе стороной от дороги стали пробираться в Киев, положив меж собой, что надо возможно скорее предупредить о беде людей киевских, а Предславу, Горисвета и Илариона уговорить скрыться до поры до времени, самим же торопиться к Ярославу в Новгород.

Когда они уже миновали Коростень, послышался конский топот. Это была погоня от Болеслава. Один из конных, в котором Усмошвец узнал Путяту, отделился вперёд.

   — Богатыри, — крикнул он, — даже и бежать-то вы не горазды. Целыми сутками мы выехали позже вас, а всё же настигли...

   — Волчья сыть, травяной мешок, — гаркнул Семён, с силой пустив в Путяту палицей.

   — Братцы, не сдаваться! — крикнул в то же время Григорий.

   — Стой! — раздался голос Путяты, но, получив удар палицей по голове, опрокинулся на коне и грохнулся оземь. Не успел Путята упасть, как Усмошвец с Семёном бросились на его спутников, а Николай со стремительной быстротой объехал вокруг них и стал рубить сзади. Началась злая сеча. Григорий случайно отделился от Усмошвеца и Семёна. Один из всадников, подняв меч, устремился на него, но Григорий, спохватившись вовремя, отбросил своим мечом удар и с необычайной для такого старца силой и ловкостью нанёс ответный удар сбоку по голове своему противнику, который и пал с коня. Затем он бросился на помощь Усмошвецу, Семёну и Николаю, сложившим уже четырёх всадников.

Сеча была кончена. Григорий, Николай и Усмошвец вышли из неё без вреда. Но у Семёна была проткнута нога копьём Его ссадили с лошади, и Григорий стал промывать и перевязывать рану.

<p><strong>XIV</strong></p>

Через четыре дня после этой схватки поздним вечером Григорий, Семён, Усмошвец и Николай приехали в Киев. Справившись, где Предслава, и узнав, что в Берестове, они отправились туда и остановились у гусляра Андрея.

Ни Предслава, ни Горисвет, ни Иларион, однако, не согласились уйти из Киева.

   — Пусть налетит туча на Киев-град, коли на то воля Божия, — говорила Предслава. — Буду делить горе с киевлянами, среди которых я росла и живу. Буду утешать обиженных, помогать, поддерживать падающих духом. Место моё в Киеве.

Иларион отвечал:

   — Я обещал великому князю праведному Владимиру, верным слугою которого я был всю жизнь, не отступать от Предславы до кончины моей, и не мне, старику, не держать слова своего.

   — Я, — сказал Горисвет, — слуга Божий, и не мне бояться смерти или мучений. Здесь моя пещера, в которой я молюсь Богу. Если на то воля Господня, в этой пещере и отдам свою душу Всемогущему Творцу.

Григорий отправился на родину, уговорив Усмошвеца, Семёна и Николая ехать с ним, чтобы присоединиться к Ярославу и идти с ним на Святополка.

Киевляне, узнав о гибели Ярославовой рати, были охвачены горем и скорбью. Не было семьи, в которой не горевали бы. Из одной семьи пошёл в поход отец, из другой сыновья, а из некоторых отец с сыновьями вместе. Вскоре в Киев прибыл Якша с Святополковыми людьми.

Якша разъезжал по городу со своими и старался расположить людей к Святополку.

   — Разве не одарил вас щедро Святополк, — говорил он, — когда после смерти Владимира вступил на великокняжеский стол? И потом он не обижал вас. К чему вы слушались слуг Ярослава? И чего плачете? Ужто у Святополка сердце не доброе? Вы говорите, что он убил своих братьев Бориса и Глеба. Не он убивал их, а его люди, не всегда делавшие то, что он хотел, да и дело это княжеское, семейное, а вас он не трогал. Повторяю: убито немного, а взятым в полон он зла не сделает. Конечно, если кто не захочет слушаться его, того он накажет: на то он великий князь, но почему же идти против него? Не бойтесь и Болеслава. Не как вор идёт он в Киев, а как тесть великого князя, помогший ему вернуть великокняжеский стол, отнятый младшим братом.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Антон Райзер
Антон Райзер

Карл Филипп Мориц (1756–1793) – один из ключевых авторов немецкого Просвещения, зачинатель психологии как точной науки. «Он словно младший брат мой,» – с любовью писал о нем Гёте, взгляды которого на природу творчества подверглись существенному влиянию со стороны его младшего современника. «Антон Райзер» (закончен в 1790 году) – первый психологический роман в европейской литературе, несомненно, принадлежит к ее золотому фонду. Вымышленный герой повествования по сути – лишь маска автора, с редкой проницательностью описавшего экзистенциальные муки собственного взросления и поиски своего места во враждебном и равнодушном мире.Изданием этой книги восполняется досадный пробел, существовавший в представлении русского читателя о классической немецкой литературе XVIII века.

Карл Филипп Мориц

Проза / Классическая проза / Классическая проза XVII-XVIII веков / Европейская старинная литература / Древние книги