Александр Островский

— Несемся на всех парах как в Калифорнию, на американский дальний запад, а на самом деле всего лишь в Москву, фу, за сотни верст овчиной разит, — брюнет зажал нос, изображая уморительную, в его глазах, мину. Старик внимательно посмотрел на него, но ничего не сказал, а тот сделал выжидательную, тоже, казалось, ироническую паузу, барабаня пальцами по боку портфеля.

— По наружности вы стотысячник, я не ошибаюсь? — не унимался брюнет.

— А вы, чай, «заяц» с биржи? — спросил старик.

— Почему «заяц»? Разве я похож на зайца? Я агент, не тайный, конечно, не пугайтесь, товарищ, агент одного коммерческого дела, в котором и вам найдется место, если вы по капиталу годитесь в товарищество, компаньонство, в патроны, Ну как, патрон? — было что-то издевательское в этом обращении к соседу как к патрону. Но того, сидевшего невозмутимо спокойно, это мало, видимо, беспокоило.

— Новые времена настают для сонной святой матушки Руси! — продолжал брюнет. — Наконец-то развязывается инициатива, другие умы идут, другие масштабы, это вам не кубышка с червонцами, зарытая в амбаре.

— Земляк сказывал, в банке был, дак бает, как одному важному господину деньги отсчитывали. — Эти слова произнес сидевший рядом со стариком худощавый, средних лет человек, должно быть, из ремесленников, он неотрывно смотрел на брюнета, ловя каждое слово. — Притащили молодцы холщовые мешки и давай вытаскивать оттеда, как репу, толстенные пачки ассигнациями, а потом стали считать, и мальчишки, чумазые, тоже считали. Страсть какая гора денег! А господин посмотрел, как мешки-то опростались, поговорил о том о сем и уехал, и деньги не взял. Вот диво-то какое!

— Это он на текущий счет деньги перевел, а ты думал, он холщовые-то мешки на плечах потащит из банка? — откликнулся кто-то за спиной Островского. Молодой брюнет при слове «текущий счет», перестав улыбаться, подался вперед, к соседу… Видно было, что его интересовал только старик, сидевший против него.

— «Текущий счет». А сколько других новых современных понятий: «финансовые операции», «курс на бирже», «процентные бумаги», «вексель». А вы знаете, что такое «андосовать вексель», «дискондировать вексель»? Все современные и тонкие коммерческие понятия. Это вам не какие-нибудь басни Крылова. Новые времена — новые песни.

— Одно карканье, не песни, — проворчал старик.

— Что делать? — развел руками брюнет, насколько позволяло положение с портфелем. — Я могу и по-простому, но это тоже может не понравиться. Сейчас о купце так говорят: «выкуривать бороду». Это вам приятно слышать? — бросил взгляд брюнет в сторону соседа старика, желая, видимо, видеть произведенный эффект. — Можно начать с «бороды», а потом… Это другие говорят: «надо выкуривать бороды», а я говорю — зачем их выкуривать, они могут быть полезны нашим операциям. У кого есть капитал — с ним можно найти общий язык. Я вам скажу: сейчас настало время инициативы. Она может озолотить любую бедную умную голову. Зачем мешать умной голове быть Ротшильдом? Наш граф Нессельроде был канцлер, но это не мешало ему быть умным человеком. Он имел три винокуренных завода.

Брюнет сделал паузу, как бы давая возможность соседу справиться и переварить все сказанное им.

— А вот вы про Москву сказывали, что от нее овчиной разит, — как прикажете понимать ваши слова? — раздался голос позади Островского, тот самый, который разъяснял, что не мог господин тащить холщовые мешки с деньгами из банка.

— А я это сказал? Может быть, я имел в виду: в Москве мало культуры? Можно было бы больше настроить дворцов, как Пале Рояль в Париже, отелей с американским устройством на месте диких византийских церквей. Может быть, я ошибаюсь, тогда поправьте меня, но вовремя, вовремя поправьте.

— Дать бы вам волю, вы бы потешились над Москвой.

— Господа, что вы, что вы, я всего только коммерческий человек, моя хата с краю, я ничего не знаю. Позвольте нам поговорить о деле с Герасимом Тимофеевичем (брюнет уже знал имя старика). Вы можете иметь выгодное дело, Герасим Тимофеевич. У вас на текущем счете, надеюсь, тысчонок сто имеется? Но зачем вам получать два процента в банке с текущего счета, когда вы можете получить двести процентов как пайщик нашей строительной фирмы? Говорю это вам как агент этой фирмы. Пользуйтесь, пока мы нуждаемся в пайщиках. Придет время — мы все заберем в России, перемелем в котлованах мужичью массу, а пока мы нуждаемся в пайщиках. Двести процентов! Люди из-за таких денег женятся по расчету, за эти деньги можно и православие принять, — хохотнул брюнет. — От вас, Герасим Тимофеевич, требуется только пай в сто тысяч; если вы согласны, то условимся о встрече — обсудить подробности дела, и, как говорят, с богом.

Старик в упор смотрел на брюнета и вдруг громко проговорил:

— Слушай… сейчас колея такая, и ты по ней хочешь обманом итить, и, выходит, не душа у тебя, а пар, и не могет быть с тобой честного дела.

Старик встал, достал из-под лавки мешок, перекрестился, надел картуз и, пожелав добрым людям благополучного пути, отправился к выходу; поезд подавал свисток о прибытии на станцию.