Александр Островский. Его жизнь и литературная деятельность

– Дай мне опомниться, прийти в себя, – начинал он. – Я сегодня чуть не умер. Мне не хватало воздуха, нечем было дышать… Ревматизм не позволяет от боли пошевелить руками… Народу, с которым надо было объясняться, пропасть… Потом доклады – я сегодня подписал шестьдесят бумаг, – и вот видишь, в каком состоянии воротился домой…

Едва отдохнув, вечером он отправлялся в театр – большею частью успевал посетить тот и другой, – волновался, видя неисправности, и дома засыпал беспокойным и тревожным сном.

После нескольких месяцев изнурительного труда Островский собрался поехать в деревню. Имение это – сельцо Щелыково Кинешемского уезда – было приобретено еще отцом Островского, по завещанию покойного досталось его второй жене, и она продала его своему пасынку.

Местность, где расположена усадьба, в высшей степени живописна, перерезывается тремя речками, окружена лесом, с балкона барского дома открывается великолепный вид. Островский очень любил проводить лето в Щелыкове; страстный рыболов и от природы человек с простыми вкусами, домосед и семьянин, он чувствовал себя в деревне здоровым и счастливым. Программа жизни была не сложная, но приносила писателю отдых и ясное, радостное настроение духа: “Читаем, гуляем в своем лесу, ездим на Сендегу ловить рыбу, сбираем ягоды, ищем грибы… Отправляемся в луга с самоваром – чай пьем. Соберем помочь, станем песни слушать, угощение жницам предоставим: все по предписанию врачей и на законном основании”.

Такая же программа, несомненно, имелась в виду, когда наконец Островский выехал из Москвы 28 мая.

Но уже в день выезда Островский чувствовал себя крайне плохо. За несколько дней до этого он простудился, ревматические боли усилились, он уехал в деревню полуживой.

До Кинешмы все шло благополучно, но от города до деревни пришлось ехать на лошадях, по дурной дороге, в холодную и дождливую погоду… Больной, видимо, приехал умирать. Несколько дней прожил он среди ужасных страданий, по целым часам не мог пошевелиться. Утром 2 июня 1886 года его не стало.

Похоронили Островского в селе Бережки, в двух верстах от Щелыкова. Государь пожаловал на погребение три тысячи рублей, назначил вдове такую же пенсию и на воспитание детей две тысячи четыреста ежегодно.

На гроб покойного было возложено много венков от художественных и общественных учреждений. Московская городская дума 2 июня 1887 года открыла народную читальню имени Островского, а два года спустя последовало высочайшее соизволение на открытие повсеместно в империи подписки для сбора пожертвований на памятник Островскому в Москве. В течение семи лет при Обществе русских драматических писателей было собрано около тринадцати тысяч рублей, и, несомненно, рано или поздно память одного из даровитейших и усерднейших тружеников русского слова будет почтена достойно его таланта и труда.

ГЛАВА XVIII. ОБЩИЙ ВЗГЛЯД НА ЛИТЕРАТУРНУЮ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ОСТРОВСКОГО

Мы видели – творческая деятельность Островского начала ослабевать и гаснуть уже за несколько лет до его смерти. Он сам говорил, что нуждается в сотрудниках, намерен приняться за переводы. Сотрудники, впрочем, вряд ли могли помочь драматургу вернуть дни свежего, энергичного творческого взгляда; Островскому, очевидно, предстояло другое поприще, и здесь он, несомненно, оказал бы великие услуги русскому искусству, если бы смерть не прервала его дел в самом начале.

Но как бы ни был значителен упадок художественного таланта Островского, литературное наследство его представляется вполне законченным, можно сказать классическим. Мы видели, оно заключается в трех сокровищах: бытовая комедия, историческая драма и пьесы из мира интеллигенции пореформенной эпохи.

Все эти пути, коими шел Островский, имеют не одинаковое значение в истории русской литературы. Первое место принадлежит бытовой комедии. Островский открыл – вполне самостоятельно – целую неизвестную область, с особенным бытом, оригинальными характерами, своеобразным языком и складом мыслей и чувств. Только в том, что касается некоторых типов, у него были предшественники, но учителями Островского их можно признать с большой натяжкой.

Гоголь до Островского создал тип купеческой свахи, нарисовал множество фигур чиновников, коснулся и купцов. Во всей этой галерее только сваха могла послужить известной опорой вдохновению Островского: чиновники и купцы Гоголя при некоторых общих чертах с героями Островского отличаются от них настолько же, насколько петербургская департаментская канцелярия или провинциальный чернильный застенок отличаются от московских присутственных мест. О подражании или заимствовании не могло быть и речи.

В исторической драме предшественник Островского – Пушкин, но он вообще родоначальник этого жанра. Может быть, следует упомянуть здесь еще Хомякова. Он написал драму о Самозванце, и у Островского оказались некоторые совпадения с этой пьесой. Но они обусловлены опять же не подражанием, а одинаковостью задачи и общностью источников.