Александр Островский

Но напрасно Пушкин пророчил ему бесславную и скорую гибель - такие ядовитые грибы долговечны. Поэта давно не было в живых, а Стурдза, пригретый Погодиным, удобно расположился на страницах журнала, где печатались его "Письма о должностях священника" и иные пахнувшие нафталином статьи.

Используя права издателя, Погодин то и дело помещал в журнале сочинения дядюшки графини Ростопчиной - Сушкова, плодовитого автора повестей, драм и комедий, над которыми смеялась вся Москва. Появлялись в "Москвитянине" и домашние стихи Авдотьи Глинки, пожилой и малопривлекательной особы, перед которой, однако, Погодин, по обычной своей галантности, не мог устоять. Что; казалось бы, ему до этой зловещей старухи? Но Михаил Петрович ревниво поддерживал людей своего поколения, давал им привилегии в журнале и старался оборонить от насмешек молодых.

Он жаловался Вяземскому, что-де "нас единомыслящих, консерваторов с прогрессом, очень мало, да и те большею частью ленивы... Шевырев занят, а молодые, очертя голову или вовсе без головы, напирают" 14. Погодин досадовал и на правительство, которое слепо и не хочет замечать, что "сочится" из петербургских журналов, которым он один умеет составить умную оппозицию.

У себя в журнале, во всяком случае, Погодин умел распорядиться. Своя рука - владыка. В статьях членов "молодой редакции" он запросто выкидывал одни имена и вставлял другие, меняя все координаты литературных оценок.

Аполлон Григорьев пытался резко объясниться с ним от имени всех своих товарищей, в том числе и Островского:

"Мы (не я один, но мы) видим и хотим видеть историческую связь между нашей деятельностью (как она ни малозначительна) и деятельностью Пушкинской эпохи, но не видим и не хотим видеть связи между нами и М. А. Дмитриевым, которого имя Вам угодно было присовокупить к числу имен почтенных, нами уважаемых и, вследствие того, упомянутых. Мы не видим также причин, почему заменено в одном месте позорное имя Фадейки Булгарина именем, все-таки более достойным уважения, - Н. А. Полевого: неужели потому только, что Фадейка служит кое-где, а Полевой - покойник?" 15

"Молодая редакция" упорно отстаивала свои вкусы и симпатии, но редакторская длань Погодина, казалось бы, наблюдавшего ход дела со стороны и целиком доверившегося молодым, простиралась неумолимо и вершила свое в самый неожиданный момент.

"Напишешь, бывало, статью о современной литературе, - с досадой вспоминал Aп. Григорьев, - ну, положим, хоть о лирических поэтах, - и вдруг, к изумлению и ужасу, видишь, что в нее к именам Пушкина, Лермонтова, Кольцова, Хомякова, Огарева, Фета, Полонского, Мея втесались в соседство имена гр. Ростопчиной, г-жи Каролины Павловой, г. М. Дмитриева, г. Федорова... и - о, ужас! - Авдотьи Глинки! Видишь - и глазам своим не веришь! Кажется, и последнюю корректуру, и сверстку даже прочел, - а вдруг, точно по мании волшебного жезла, явились в печати незваные гости! Или следит, бывало, зорко и подозрительно следит молодая редакция, чтобы какая-нибудь элегия г. М. Дмитриева или какой-нибудь старческий грех какого-либо другого столь же знаменитого литератора не проскочил в нумер журнала. Чуть немного поослаблен надзор - г. М. Дмитриев налицо, и г-жа К. Павлова что-нибудь соорудила, и, наконец, к крайнейшему отчаянию молодой редакции на видном-то самом месте какая-нибудь инквизиторская статья г. Стурдзы красуется..." 16.

Островский на первых порах принимал горячее участие в этих спорах с Погодиным. Но вскоре понял их бесплодность и охолодел к своим редакторским обязанностям. К тому же и в самой "молодой редакции" не было чаемого единства. Ап. Григорьев со своей страстной и деспотической в убеждениях натурой хотел, чтобы все думали, как он, даже и в вопросах, не имевших значения принципа, скажем, когда дело касалось игры актеров.

В Москву в 1851 году прибыла на гастроли петербургская актриса Самойлова. Григорьев посвятил ей восторженные панегирические статьи, где краем задел и московскую театральную труппу. Островскому пришлось это не по душе, и он поправил несколько выражений в статье. Оскорбленный Григорьев апеллировал к Погодину, ища у него поддержки и защиты. А вскоре по другому поводу сам напал на своих товарищей по "молодой редакции".

Пров Садовский играл в свой бенефис короля Лира. Роль эта не принадлежала к лучшим достижениям артиста. Говорили, что Провушка замечтался и напрасно посягнул на трагедию Шекспира. Но его друзья с Островским во главе считали своим долгом поддержать серьезные поиски артиста. Островский сам написал и напечатал в "Москвитянине" обширное извещение о предстоящем бенефисе (1851, N 17). Лир у Садовского был лишен всякого романтического ореола, жизнен, прост, быть может даже простоват. Т. Филиппов написал о нем для "Москвитянина" сочувственную статью. Но Ап. Григорьев не хотел согласиться с нею и искал поддержки у "старой редакции".