Александр Пушкин и его время

Но время вышло… Подали утром к крыльцу экипаж в тройку доморощенных коней, и Пушкин поскакал в Псков. В Пскове обходительно принял его губернатор, голубоглазый блондин немец с бачками на манер царя. Сообщил ему многозначительно, что он должен жить в Михайловском безвыездно. Конечно, конечно — Пушкин свободен. Однако губернатор мог по секрету, как дворянину, доверительно сообщить ему, что он поручил было помещику, тоже дворянину, коллежскому советнику Рокотову держать над ним, над Пушкиным, надзор, как дворянин за дворянином, но тот отказался, и что он, губернатор Борис Антонович фон Адеркас, в большом затруднении.

И действительно, было трудным делом — как же организовать этот надзор? На юге — в Одессе, в Кишиневе на этот случай была налаженная администрация, наконец, полиция. А здесь, в родовых поместьях? Почему, с какой стати, действительно, Рокотов, такой же помещик, как и Пушкин, мог наблюдать и вразумлять помещика Пушкина? Ведь эдак и Пушкин мог сам наблюдать за Рокотовым? Это был бы срам и для самого дворянства! И главное, как еще примут это положение родители Пушкина?

Губернатор, впрочем, успокоил Пушкина, что он дело наладит, попросит наблюдать за ним предводителя дворянства Опочецкого уезда Пещурова. Пушкин откланялся.

Визит был неприятный, разговор щекотливый. Даже возмутительный, но Пушкина больше визита интересовал сам Псков. И поэт пошел бродить по городу в этот свежий ветровый августовский день.

Псков властно захватил его — многоглазая тайна накопленного времени смотрела и здесь на Пушкина с высоты тридцати семи древних башен, со стены Пскова, обведенной вокруг его Детинца и Довмонтова города, выглядывала изо всех их сырых, темных ворот.

Псковский кремль — Детинец высился на острове, на слиянии рек Великой и Псковы, — великий хранитель, свидетель многих веков жизни, трудов и борьбы вольного Господина Великого Пскова. Сама история медом сочилась из его гордо ветшавших стен… Какие древние места вокруг! Город Воронич, крепость на холме неподалеку от Михайловского. Погост Любути, в двенадцати верстах от Пскова вверх по реке Великой, где родилась княгиня святая Ольга. Много таких мест в древней свободной Псковщине, и недаром гордая надпись гремит литым своим текстом, как труба, на стене старого собора:

«А о граде Пскове от летописания не обретается вспомянуто, от кого бысть и которыми людьми. От начала Рус-ские земли сей убо град Псков никоим князем владом не бе, но по своей воле живяху в нем будие люди».

И поэт, бродя по неровным камням мостовой древнего города, слышал внятно голоса прошлого: оно плакало, кричало, взывало, требуя у его гения помощи, слов для славы, для памяти, для себя, вольной Псковщины, да и для него самого, Пушкина! Словно он, поэт, был свободен, он, волей начальства перебрасываемый, как бильярдный шар, с севера на юг, с юга на север.

Пушкин постоял на въезде в город от реки Великой, полюбовался, как над зубцами Детинца сияли белые стены, золотые купола и кресты Троицкого собора… Вся река Великая заставлена судами, суденышками, лодками, баржами, торчат, словно безлистная роща, их мачты у берега. Останки великого вольного торга, память живого общения. народов…» Здесь тысячелетие кипел своими делами вольный люд — мужики в цветных рубахах, войлочных шляпах, бабы да девки в становых сарафанах с белыми рукавами. И сейчас с реки густо, сладко пахнет душистыми яблоками — осень!..

Опираясь на трость — давала себя знать правая нога — аневризм! — поэт двинулся по въезду между створами тяжелых ворот под Водяной башней, рубленных из плах, с гвоздями с медными шляпками в блюдце величиной.

На холме — древний собор. Оттуда — широкий вид и на Завеличье и на Запсковье.

Чудесный вид! Бабье лето, воздух прозрачен, блестит вдали Чудское озеро, пылает осеннее чернолесье. На лугах, как богатыри, расселись стога.

Ширь, мощь. Внизу, на берегу реки, — сказочные паруса, копошится народ, подплывают, уплывают посуды, гремят телеги, ржут кони, шумит люд…

Время застыло здесь, прошлое окаменело, скипелось в могучем Детинце, в пряслах его каменных стен и высоких башен.

Был Псков когда-то вольным городом, торговал с соседними народами, заключал самостоятельные договоры и с великими князьями Москвы. Он был членом торговой Ганзы на Северном море.

Любили вольные граждане Пскова — псковичи — свой город. Пусть царь Иван в татарском всевластии своем пытался вытрясти псковское вече из памяти народа — напрасно! Память народа неистребима! Впереди молчащего народа встречал в Пскове Грозного полунагой, босой, в железном колпаке юродивый Никола Салос, скача верхом на палочке и восклицая:

— Иванушко, Иванушко, возьми поешь хлеба-соли, а не пей христианской кровушки!

Не смели псковичи для-ради единства Русской земли противиться власти православного московского государя.