Пушкин уступил настойчивым просьбам друзей, но план мести, рожденный в его распаленном сознании, продолжал питать его взбудораженные чувства. По словам Павла Вяземского, Пушкин говорил, «
"Никогда еще с тех пор как стоит свет не поднималось такого шума, от которого содрогается воздух всех петербургских гостиных. Геккерн Дантес женится… на старшей Гончаровой, некрасивой, черной и бедной сестре белолицей, поэтической красавицы, жены Пушкина» , – так писала мужу графиня Софья Александровна Бобринская, близкая подруга императрицы Александры Федоровны.
«Я не могу прийти в себя от свадьбы, о которой мне сообщает Софи! – писал своим родным Андрей Карамзин. – И когда я думаю об этом, я, как Катрин Гончарова, спрашиваю себя, не во сне ли Дантес совершил этот поступок». Причину всеобщего недоумения правильно отметила сестра поэта Ольга Сергеевна Павлищева в письме к отцу. По ее словам, эта новость удивила всех «не потому, что один из самых красивых кавалергардов и один из самых модных мужчин… женится на м-ль Гончаровой, – она для этого достаточно красива и достаточно хорошо воспитана, – но потому, что его страсть к Натали не была ни для кого тайной».
Сама же Екатерина Николаевна была безумно влюблена в Дантеса, причем настолько, что, до словам Вяземской, «нарочно устраивала свидания Натальи Николаевны с Геккерном, чтобы только повидать предмет своей тайной страсти».
Пушкинисты уже много лет спорят над вопросом; почему Дантес женился на нелюбимой девушке, старше его на четыре года, без приданного? Сам молодой Геккерн не был трусом и вряд ли пошел на этот шаг по своей воле. Может быть, его приемному отцу стало страшно за своего сына и любовника, так как он знал об умении Пушкина обращаться как с пистолетами, так и с холодным оружием.
Как и сейчас, различные догадки строились в умах близких друзей. Н.М. Смирнов в своих «Памятных записках» в 1842 г. писал: «Что понудило Дантеса вступить в брак с девушкою, которой он не мог любить, трудно определить; хотел ли он, жертвуя собою, успокоить сомнения Пушкина и спасти женщину, которую любил, от нареканий света; или надеялся он, обманув этим ревность мужа, иметь, как брат, свободный доступ к Наталье Николаевне; испугался ли он дуэли – это неизвестно».
Однако истинная причина заключалась в том, что влюбленная в красавца-кавалергарда Коко (Екатерина Гончарова), была на 4-м месяце беременности. Красавец-кавалергард, ухаживая за женой поэта, не прошел мимо ее сестры. Целый ряд указаний на это мы найдем в письмах Геккерна и его новой невестке, а так же в письмах самой Екатерины Николаевны, которые «определенно указывают не на начальный, – по словам Л. Гроссмана, – а на сильно продвинутый и даже, возможно, на конечный период беременности» в марте 1837 года, уже после смерти Пушкина.
Поэт был возмущен до глубины души поведением Дантеса, но все же взял вызов обратно. Когда брак был уже решен, Загряжская написала Жуковскому: "Слава богу, кажется, все кончено…
6.
Да, выполняя пожелание царя, он выбрал единственно правильное решение – жениться на Екатерине Гончаровой, чтобы иметь доступ к Натали, как близкий родственник, и продолжать за ней свои ухаживания. Он знал, видимо, о связи Пушкина с Александриной и удивлялся, почему Натали в такой ситуации остается верна ревнивому и нелюбимому мужу. Становятся понятны и уверения Геккерна-старшего, что вопрос о свадьбе Дантеса на Екатерине Гончаровой был решен до вызова Пушкина, чему поэт так и не поверил, как не поверили многие друзья поэта.
«Вы не хотите понять, что я женюсь на Екатерине, – сказал Дантес В. Соллогубу. – Пушкин берет назад свой вызов, но я не хочу, чтобы получилось впечатление, будто я женюсь для избежания дуэли. Притом я не хочу, чтобы во всем этом произносилось имя женщины. Вот уже год, как старик (Геккерн) не хочет позволить мне жениться».