Александр Пушкин в любви

В отцовском замке меж подруг

Одним забавам посвящала

Поведение и чувства главной героини поэмы, отношение к непонятным ей страстям, бушующим в сердцах Гирея и Заремы – все это психологически верно для характера Елены Раевской. Прочтите еще раз трепетные строки Пушкина, посвященные болезненной девушке:

Увы! зачем она блистает

Минутной, нежной красотой?

Она приметно увядает

Во цвете юности живой…

Увянет! Жизнью молодою

Не долго наслаждаться ей:

Почти таким же страдающим тоном и таким же стихотворным ритмом, предвидя горький конец прелестной польки, Пушкин как бы смирившись с потерей, говорит о пленнице гарема печальные слова:

Что делать ей в пустыне мира?

Уж ей пора, Марию ждут.

И небеса, на лоно мира,

Родной улыбкою зовут.

С другой стороны, образ Заремы, страстной и ревнивой, списан поэтом со смуглой, порывистой, живой и, видимо, так же ревнивой Анны Гирей, хотя может к этому образу примешалось и впечатление от милого черноокого подростка – Марии Раевской.

…пленительные очи

Яснее дня, чернее ночи.

Пушкин выразил в этой поэме всю силу обуревающих его воспоминаний и романтических чувств. Ревность Анны Гирей с её южной кровью и черкесскими страстями к Елене Раевской – вот скорее всего основа сюжета "Бахчисарайского фонтана". Но поэт не хотел, чтобы прелестные сестры Раевские, а тем более их отец или братья узнали о его душевных переживаниях. Направляя для издания рукопись этой поэмы брату Льву, Пушкин писал из Одессы 25 августа 1823 года: «Так и быть, я Вяземскому пришлю "Фонтан" – выпустив любовный бред – а жаль!» "Любовным бредом" поэт назвал 10 строк поэмы, в которых отражена вся сила охватившего его безумства. Знакомясь с черновиками "Бахчисарайского фонтана", мы видим, что, тщательно скрывая свое увлечение, Пушкин во всех трех прижизненных изданиях поэмы не разрешал печатать эти десять строк.

Происхождение поэмы носит явно интимный характер. Романтические струны поэта взволнованы сильным и ярким чувством. И это возвышенное волнение и восхищение добродетельной и стойкой красотой, как бы застывшее в поэме, до сих пор сохраняет для нас бессмертную прелесть этого «любовного бреда». В том же письме к брату Пушкин приоткрыл завесу над своими глубинными чувствами: «Здесь Туманский (чиновник на службе у графа Воронцова – А.Л.). …я прочел ему отрывки из «Бахчисарайского фонтана», сказав, что не желал бы ее напечатать, потому что "многие места относятся к одной женщине, в которую я был долго и очень глупо влюблен, и что роль Петрарки мне не по нутру».

Пушкиноведы до сих пор спорят, кто же была эта женщина, о которой думал поэт в период написания поэмы и чей образ преследовал его в течении нескольких лет? В послесловии к поэме, где Пушкин описывает свое посещение Бахчисарайского дворца, он дает такое реальное и автобиографическое описание своих видений и ассоциаций, что не нужно никаких изысканий и споров, что бы угадать имя той женщины. Другие так же могли легко это сделать, поэтому поэт и запретил печатать последние десять строк. Ведь фактически эти строки -признание в любви. Внимательно вчитайтесь в его стихи:

Где скрылись ханы? Где гарем?

Кругом все тихо и уныло,

Все изменилось!…Но не тем

В то время сердце полно было:

Дыханье роз, фонтанов шум

Влекли к невольному забвенью;

Невольно предавался ум

Неизъяснимому волненью,

И по дворцу летучей тенью

Мелькала дева предо мной!

………………………………………..

Чью тень, о други, видел я?

Скажите мне: чей образ нежный

Тогда преследовал меня

Неотразимый, неизбежный?

Марии ль чиста душа

Явилась мне или Зарема

Средь опустелого гарема.

Я помню столь же милый взгляд

И красоту еще земную

…

Все думы сердца к ней летят;

Об ней в изгнании тоскую…

Безумец! Полно! перестань,

Не оживляй тоски напрасной

Заплачена тобою дань. –

Опомнись! Долго ль, узник томный,

Тебе оковы лобызать,

И в свете лирою нескромной

Свое безумство разглашать.