Александр Шморель

Время от времени семейство Шморель навещала Ольга, сестра мачехи Александра. Её муж Франц Монхайм был владельцем крупной кондитерской фабрики «Трумпф» в Аахене. Приехав в очередной раз в Мюнхен на Рождество 1942 года, она поведала родне, что летом получила по почте листовку «Белой розы». Александр невозмутимо выслушал историю, посчитав комментарии излишними. Родители тоже не возвращались к этой теме. Этот случай всплыл значительно позже, после ареста, и Шморелю пришлось давать по этому поводу пространные показания. Листовку посылал, конечно же, он сам. Как бы то ни было, но и пребывавшие в неведении и догадавшиеся об авторстве листовок друзья высказывали своё мнение. Одни были за, другие — против, но первых, очевидно, было больше, и новоиспечённые подпольщики, проанализировав отклики, пришли к выводу: акция удалась!

Неожиданное свидетельство о событиях тех дней попало недавно — подумать только, в год 100-летия Александра! — из Сан-Франциско в Оренбург. В большом видеоинтервью, записанном с княжной Еленой Борисовной Шаховской-Хрущёвой в феврале 2014 года, она, пережившая русскую эмиграцию из Крыма в Галлиполи, затем в Белград и оказавшаяся волею судьбы в Мюнхене в 1942 году, вспоминала Шурика, который был младше её на год. Со своим первым мужем Андреем Петровым — сыном Елены Егоровны Гофман — они некоторое время жили в доме Шморелей в Ментершвайге. И «тётя Лиля» — Елизавета Егоровна, и свекровь великолепно приняли её в свою семью. По-видимому, доверительные отношения сложились и с Шуриком, о котором Елена Борисовна вспоминала с восторгом и восхищением. «Как-то он нас с Андрюшей позвал наверх, в свою комнату. Там на столе лежали кипы серых листков. «Вот, Алёнушка, это листовки против Гитлера, нам это всё надо распространить». Такое Александр Шморель мог сказать только очень близкому человеку.

После первой же рассылки ребятам стало известно, что некоторые из адресатов сдали полученные письма в гестапо, но это уже не могло их остановить.

«Тайная почта», как называл её Александр, была рассчитана в первую очередь на немецкую интеллигенцию. Она должна была подтолкнуть высокообразованные круги к осознанию необходимости Сопротивления. Язык текстов полностью соответствовал поставленной задаче. Яркая публицистика с цитатами из классиков являла собой полную противоположность жёсткому идеологизированному стилю национал-социалистической пропаганды. Расчёт делался на то, что адресаты станут распространителями мыслей «Белой розы», что они будут «просвещать» своих знакомых, учеников, клиентов. В списке гестапо среди получателей значились преимущественно писатели, профессора, директора школ, книготорговцы и врачи. К сожалению, список этот в массе своей состоял как раз из тех, кто из верноподданнических чувств или из страха посчитал необходимым доставить полученный экземпляр в гестапо.

Ганс и Алекс стремились добиться популярности листовок: о «Белой розе» обязательно должны были заговорить в городе! Поэтому часть текстов шла в адрес владельцев кафе и баров, продовольственных магазинчиков и пивных. Где, как не в этих заведениях, мог функционировать «народный телефон»? Откуда ещё с такой скоростью должны были расходиться сплетни и слухи? Чтобы удостовериться, что «тайная почта» не оседает в недрах гестапо и не пропадает за время доставки, несколько листовок они послали сами себе. Система работала!

Ещё в начале мая в Мюнхен переехала сестра Ганса Софи. До этого она жила в Ульме. До выпуска в 1940 году Софи училась в средней школе для девочек. Школьницей она тоже была в гитлерюгенде, а затем в «Союзе немецких девушек». После ареста её братьев и их друзей в 1937 году отношение Софи к гитлеровским организациям резко изменилось. Зная об оппозиционном настрое отца по отношению к Гитлеру, она больше внимания стала уделять знакомствам из среды единомышленников. Чтобы уклониться от трудовой повинности, Софи попыталась отработать «авансом» воспитателем детского сада, но уловка не удалась. Наконец в мае 1942 года она поступила в Мюнхенский университет, где начала изучать биологию и философию. Первое время она жила на квартире у Карла Мута. Ганс познакомил её со своими друзьями, в первую очередь с Александром. В этот узкий круг входила и Трауте Лафренц, с которой Алекс подружился в Гамбурге. Он же и свёл её ещё в мае 1941 года с Гансом Шолем. Бурный роман Ганса с Трауте ни для кого не был секретом, но когда его внимание летом 1942 года внезапно переключилось на подругу Софи Гизелу Шертлинг, то гармония в группе всё же нарушилась. Кристоф Пробст с летнего семестра тоже продолжал учёбу в Мюнхене. Компанию единомышленников органично дополнил присоединившийся к ней в июне Вильгельм Граф.