Они пришли на день рождения бригадира «крышников» с подношениями (столик, естественно, был оплачен ими же), и теперь настал момент эти подношения преподнести.
— Ну, барыги, когда будете нашего старшого поздравлять? — Укол, лихо опрокинув стопочку с водкой, обернулся к одному из бизнесменов — толстенькому, чернявому мужчине, напоминающему навозного жука.
Тот засуетился, полез в карман, извлекая оттуда небольшую коробочку.
— Сергей Иванович, — произнес жукообразный задушевным голосом, — в этот торжественный день позвольте преподнести вам наш скромный подарок. Пусть стрелки этих часов, — бизнесмен открыл футляр, извлекая из него золотые часы, — отсчитывают для вас только радостные минуты жизни. И я хочу выпить, чтобы вы…
Укол вновь разлил спиртное, а Свеча, не дослушав бизнесмена даже ради приличия, уже принимал из его рук презент.
— Ни хера себе! «Патрик Филипп»! — благосклонно воскликнул он. — Ну, удружил, Гена, удружил! Давно о таких мечтал.
Жукообразный хотел было сказать еще чтото, но его одернул все тот же Укол.
— Ну что, пацаны, какая у нас дальше культурная программа?
— Барух бы каких снять, бухла прикупить, да в сауну, — предложил Свеча, щелкнув золотым браслетиком на широком запястье.
— Тоже неплохо. — Видимо, поведение подшефных барыг было столь безупречным, что Укол, бывший на дне рождения своего бригадира кем-то вроде распорядителя, посчитал возможным пригласить и их. — Ну что, господа бизнесмены, поехали с нами? Не пожалеете. Гулять так гулять! Есть тут один спорткомплекс. Телок потрахаем, заодно, как говорится, и помоемся… Слышь, Свеча, тут животных наберем или по дороге наснимаем?
Однако веселую поездку в сауну, обещавшую стать достойным венцом дня рождения, пришлось временно отложить: в дверном проеме появились еще двое, отлично знакомые всем, кто сидел за столом. Это были братья Лукины, Миша и Коля, несомненные лидеры группировки, под началом которой работал и Свеча, и пацаны его бригады. Оба рослые, широкоскулые, накачанные, с поразительно одинаковым выражением лиц, по которому невозможно было прочитать, что у братьев на уме.
Группировка братьев, получившая название урицкой, нарисовалась в столице довольно давно, в конце восьмидесятых — начале девяностых. Братья, обладавшие несомненным организаторским талантом, сумели сбить довольно крепкую силовую бригаду, куда вошли как вышедшие в тираж спортсмены штангисты, борцы, боксеры, биатлонисты, многоборцы, — так и профессиональные уголовники, имевшие за спиной как минимум по одной «командировке» «за решки, за колючки». Хотя Лукины не имели ни одной судимости, не побывали даже на «хате» изолятора временного содержания, к воровским понятиям они относились весьма лояльно. У группировки был и вор, ее курировавший, — довольно авторитетный в столице законник Крапленый. Не «апельсин», но настоящий, правильный вор, выступавший не только в роли третейского судьи, но и в качестве своеобразного буфера между урицкими пацанами и остальной воровской публикой.
Так же, как и многие в те времена, урицкие пацаны начинали с элементарных автокидков, вышибания долгов, наездов на владельцев кооперативных киосков. Вскоре в поле их зрения попали несколько перспективных фирм, которых не стали мелочно дербанить почем зря, а, наоборот, растили из их владельцев «кабанчиков», чтобы дербануть всего лишь разок, но покрупному. Такая тактика оправдала себя на сто процентов — деньги, полученные братьями Лукиными в конечном итоге, вкладывались в наиболее прибыльный бизнес: производство фальшивой водки, бензоколонки, автосервис, увеселительные заведения.
Реальная сила любой оргпреступной группировки характеризуется тремя факторами: финансовыми возможностями, количеством стволов и связями.
К середине девяносто пятого года по количеству подопечных фирм и банков, по числу стволов урицкая группировка не могла сравниться ни с огромной империей солнцевских, ни с беспредельными дагестанцами, ни с дерзкой «долгопой». Но они тем не менее занимали собственную нишу в столичном криминальном мире, которую не собирались ни с кем делить ни при каких обстоятельствах.
Братья Лукины стояли во главе урицких около пяти лет. Авторитет их был непререкаем не только из-за своеобразных талантов, но и еще по одной причине: братья ревностно следили за внутренними делами в бригадах и не позволяли усилиться кому-нибудь из пацанов. И не дай Бог было кому-то из них набрать вес: такого либо по предварительной договоренности сдавали конкурентам (с последующим «завалом» на какой-нибудь «стрелке»), либо выбрасывали на раздербан руоповцам.