Александр Суворов

- Дядя Кукушкин, как же мы без дела остались?

- Делов на всех хватит! Без нас не обойдется, - спокойно ответил капрал.

Отпор янычар был яростный, жестокий. Батальон потерял почти три четверти людей. Командир с рассеченной ударом ятагана головой упал, но под руку его попала брошенная сабля. Он схватил ее, вскочил и ринулся в бой; кровь, стекая из раны, застилала ему взор.

Положение на участке шестой штурмовой колонны сделалось критическим. Суворову сообщил об этом прискакавший от Кутузова казак.

- Скачи назад! Скажи генералу: "Приказ подписан!"

Казак замялся:

- А боле ничего?

- Не перепутай: "Приказ подписан!" - повторил Суворов.

Казак поскакал обратно и на скаку кричал, чтоб не забыть загадки: "Приказ подписан! Приказ подписан!" - и с этим криком подлетел к Кутузову.

Уже брезжил туманный рассвет. Кутузов сам с суздальцами пошел в атаку. Они бросились через ров с криком: "Приказ! Приказ!", хотя никто не знал и не мог знать, что за приказ подписан. Суздальцы знали, что у Суворова один приказ: вперед!

Гусек не отставал от Кукушкина. Втыкая штык в землю, он карабкался рядом с дядькой на скользкий от крови вал и кричал, поощряя себя:

- Гусек! От старых гусей не отставай!

Ставя ногу на ровный гребень вала после крутизны, Гусек оступился. Он упал бы, если б его не подхватил Кукушкин...

Что было потом, Гусек плохо помнил. У него зашлось восторгом сердце. Он куда-то бежал вместе с другими, держа ружье наперевес и крича: "При-ка-а-аз!" Вдруг он почувствовал на штыке своем неподъемную тяжесть. В голову ударило. Завертелись в глазах огненные колеса. Гусек упал.

Когда он очнулся, уже рассветало. Прислоненный к брустверу, Гусек сидел, держа в руках ружье. Кукушкин снял с головы убитого турка белоснежную чалму и принялся длинным полотном обматывать голову Гуська. Сквозь полотно сочилась кровь.

- Дядя Никифор, ты чего это делаешь? - спросил Гусек в недоумении.

- Турка из тебя, дурака, делаю!

- Дядюшка, а Измаил наш?

- Твой наполовину. А мою половину надо еще взять.

- Дядюшка, - воскликнул со слезами в голосе Гусек, взглянув на штык своего ружья и на свои окровавленные руки, - а я, никак, одного неприятеля сколол!

- Мало одного: дюжину! Ну, и он тебя поцарапал. Долг платежом красен!

- Ура! Суворов платит! - закричал Гусек, встав на ноги.

- Молчи, дурень! - строго прикрикнул Кукушкин.

Озираясь, Гусек удивился строгой тишине. Пушки замолчали. Прекратилась и ружейная трескотня. Над рекою стоял туман. Но город уже выплывал из тумана. Казалось, что дома, минареты и башни оторвались от земли и поднимаются ввысь. Бесчисленные стаи голубей, всполошенных штурмом, носились в безоблачном фарфорово-синем небе, их крылья вспыхивали порой алой кровью; там, в высоте, уже светило солнце.

По валам, насколько хватал взор, ходили русские солдаты, склоняясь на убитыми, поднимая раненых.

- Дядя Никифор! Когда же твою половину Измаила брать будем? - спросил Гусек.

- Коль скоро Суворов велит, тогда и возьмем.

Вторая половина штурма оказалась трудней во много раз, чем первая. Овладев к солнцу всем поясом измаильских укреплений, русские войска сильно расстроились, потеряв очень много убитыми и ранеными. Почти все офицеры получили раны, в большинстве тяжелые. Турки, занимая центральное положение, собирались в тесных улицах Измаила. Численный их перевес был еще значительней после убыли в русских штурмовых колоннах, к тому же атакующие образовали растянутую линию, а турки сплотились.

Суворов приказал войскам, отдохнув, продолжать атаку, не давая туркам опомниться. Колонны построились и двинулись в город. Туман рассеялся. На улицах и площадях города завязался снова бой, вернее, сотни кровавых боев. Затихая в одном месте, выстрелы и боевые крики вспыхивали в другом. Все дома Измаила, каменные, с толстыми кирпичными стенами, превратились в блокгаузы. Из окон домов, из-за стен летели пули. Большие дома, казармы янычар, высокие "ханы" - гостиницы - приходилось штурмовать, как цитадели, применяя артиллерию. Вдобавок ко всему сераскир приказал спустить с коновязей всех кавалерийских лошадей; конница турецкая не могла теперь действовать на узких и кривых улицах. Тысячи взбешенных разнузданных коней носились по улицам и площадям. Выстрелы и штыки не могли их остановить. Русские солдаты падали, смятые и растоптанные конскими копытами.

Суворов приказал вступить в город всем резервам, пехотным и кавалерийским. Конница охватила город кольцом по линии укрепления, уничтожая тех турок, которые пробились сквозь штурмовые линии и не хотели сдаваться.

К часу дня русские войска достигли середины города. В руках турок оставались только две мечети и неприступный редут Табия. Но когда из мечетей турок выбили, редут выкинул белый флаг.

Сераскир Айдос-Магомет с двумя тысячами янычар затворился в самом большом доме. Батальон фанагорийских гренадеров по приказанию Павла Потемкина атаковал последнее убежище коменданта Измаила. Из дома фанагорийцев встретили картечью - у турок в их "цитадели" нашлись и пушки. Подвезли артиллерию и ядрами выбили ворота "хана"; фанагорийцы ворвались внутрь.